Проблема соотношения обязательств государств по имплементации резолюций Совета Безопасности ООН о наложении индивидуальных санкций и по соблюдению международных договоров по правам человека раскрывается в данной статье через призму ключевых решений международных судебных и квазисудебных органов в этой области: решений судебных органов Европейского союза по делу Кади, соображений Комитета по правам человека ООН по делу Сайади, а также Постановлений Европейского суда по правам человека по делам Нада и Аль-Дулими. Во всех проанализированных делах рассматривавшие их органы попытались обойти статью 103 Устава ООН, в то время как существует несколько путей, позволяющих обосновать связанность Совета Безопасности не только нормами jus cogens, но и основными правами человека. Кроме того, в области защиты основных прав человека перекладывание ответственности между ООН и ее членами вряд ли можно признать правомерной практикой. В целом, несмотря на полифонию представленных в обозначенных выше решениях подходов, все они позволяют вывести общую закономерность, заключающуюся в признании особой природы основных прав человека. На основании этого автор делает вывод о том, что проявившийся в вопросе о соотношении обязательств государств по исполнению резолюций Совета Безопасности ООН и международно-правовых норм в области прав человека плюрализм подходов, которые были избраны различными международными судебными и квазисудебными органами, не исключает системности современного международного права, ключевую роль в формировании которой выполняют нормы, защищающие основные права человека.
В попытках, с одной стороны, повысить эффективность принудительных мер, а с другой - минимизировать их негативные последствия для населения государств, в отношении которых они принимаются <1>, Совет Безопасности ООН с середины 90-х годов XX века, опираясь на то, что статья 41 Устава ООН предоставляет широкие дискреционные полномочия в определении видов этих мер, вместо "всеобъемлющих" стал широко использовать тактику применения "индивидуальных целенаправленных санкций" <2> против конкретных физических и юридических лиц. На текущий момент 11 созданных Советом Безопасности комитетов по санкциям занимаются ведением "черных списков", на фигурантов которых налагаются ограничения в виде замораживания активов, запретов на поездки и оружейного эмбарго.
<1> О критике "всеобъемлющих" санкций см., например: Millennium Report of the Secretary-General of the United Nations. "We the Peoples": The Role of the United Nations in the 21st century. New York: United Nations Department of Public Information, 2000. P. 49 - 50.
<2> Под термином "санкции" в настоящей статье понимаются принудительные меры, предпринимаемые международными организациями в соответствии с их учредительными документами.
Уже с самого начала применения Советом Безопасности ООН индивидуальных санкций, которые как по своему содержанию, так и по процедуре применения prima facie шли вразрез со многими положениями международного права прав человека <3>, в науке развернулся бывший до этого достаточно умозрительным дискурс о том, связан ли Совет Безопасности договорными и обычными нормами в области прав человека и будет ли правомерен возможный отказ государства-члена исполнять резолюции этого органа со ссылкой на международные нормы в области прав человека. После того как попавшие в перечни по санкциям физические и юридические лица стали обращаться в национальные и международные суды и квазисудебные органы, эти вопросы стремительно перешли в практическую плоскость.
<3> См.: UN General Assembly. 65th session. Third Committee. Item 69 (b, c). Statement by Special reporter M. Scheinin. 29 June 2011; Доклад Специального докладчика по вопросу о поощрении и защите прав человека и основных свобод в условиях борьбы с терроризмом Бена Эммерсона. UN Doc. A/67/396. 26 сентября 2012 года; Cortright D. Human Rights and Targeted Sanctions: An Action Agenda for Strengthening Due Process Procedures. November 2009. URL: http://sanctionsandsecurity.nd.edu/assets/110270/human_rights_targeted_sanctions.pdf (дата обращения: 09.03.2017); Assessing Damage, Urging Action: Report of the Eminent Jurists Panel on Terrorism, Counter-Terrorism and Human Rights. Geneva: International Commission of Jurists, 2009. P. 115 - 122. URL: http://www.un.org/en/sc/ctc/specialmeetings/2011/docs/icj/icj-2009-ejp-report.pdf (дата обращения: 09.03.2017).
Первыми с данными проблемами столкнулись судебные органы Европейских сообществ / Европейского союза (далее - ЕС), которые с 2005 по 2013 год вынесли четыре решения по делу Кади <4>. В 2008 году вопросы соблюдения прав человека при имплементации резолюций Совета Безопасности ООН возникли перед Комитетом по правам человека ООН при вынесении им соображений по делу Сайади и Винк против Бельгии <5>. В 2012 году с делом Нада против Швейцарии <6> эта проблематика добралась и до Европейского суда по правам человека (далее - ЕСПЧ, Европейский суд). Наконец, 21 июня 2016 года ЕСПЧ вынес Постановление по делу Аль-Дулими и Монтана Менеджмент Инк. против Швейцарии <7>. Это решение стимулировало новый виток развития научного дискурса, потому как, в очередной раз применяя свой подход к "гармоничному толкованию" резолюций Совета Безопасности ООН, суд не просто продвинулся дальше, чем в деле Нада, а вышел - как на это указали некоторые составившие особые мнения судьи - за разумные пределы применимости данного метода <8>.
<4> Court of First Instance. Case T-315/01, Yassin Abdullah Kadi v. Council of the European Union and Commission of the European Communities. Judgment of 21 September 2005 (далее - Kadi I, 2005); Court of Justice of the European Communities. Joined cases C-402/05 P and C-415/05 P, Yassin Abdullah Kadi and Al Barakaat International Foundation v Council of the European Union and Commission of the European Communities. Judgment of 3 September 2008 (далее - Kadi I, 2008); General Court. Case T-85/09, Yassin Abdullah Kadi v. European Commission [GC]. Judgment of 30 September 2010 (далее - Kadi II, 2010); Court of Justice. Joined Cases C-584/10 P, C-593/10 P and C-595/10 P, European Commission and Others v Yassin Abdullah Kadi [GC]. Judgment of 18 July 2013 (далее - Kadi II, 2013).
<5> UN Human Rights Committee. Nabil Sayadi and Patricia Vinck v. Belgium. Views. Communication no. 1472/2006. Decision of 22 October 2008 (далее - Sayadi and Vinck v. Belgium).
<6> European Court of Human Rights (далее - ECtHR). Nada v. Switzerland [GC]. Application no. 10593/08. Judgment of 12 September 2012 (далее - Nada v. Switzerland).
<7> ECtHR. Al-Dulimi and Montana Management Inc. v. Switzerland [GC]. Application no. 5809/08. Judgment of 21 June 2016 (далее - Al-Dulimi v. Switzerland).
<8> См.: Al-Dulimi v. Switzerland: Concurring Opinion of Judge Keller. P. 125 (§ 8); Dissenting Opinion of Judge Nussberger. P. 141.
Вместе с тем то, насколько обоснован и выдерживает критику примененный в Аль-Дулими подход, несомненно, является частным вопросом на общем фоне, который складывается из сопоставления решений различных судебных и квазисудебных органов, занимавшихся рассмотрением данной категории дел. Поскольку все эти органы разработали существенно отличающиеся друг от друга подходы, цель данной статьи состоит в том, чтобы, оттолкнувшись от специфики санкционных процедур Совета Безопасности ООН, разобраться с нюансами каждого из апробированных способов, а также установить, насколько одновременное сосуществование нескольких моделей позволяет выявить общие закономерности и, возможно, направления будущего развития международного права, связанные как с дилеммой соотношения статьи 103 Устава ООН и основных прав человека, так и с наличием у этих органов компетенции прямо или косвенно осуществлять проверку правомерности резолюций Совета Безопасности ООН.
Решения международных органов по делам о соблюдении прав человека при имплементации санкционных режимов, введенных Советом Безопасности ООН, не только затрагивают большое число как специальных, так и общих проблем современного права, но и могут рассматриваться как зеркало, отражающее нынешнее состояние всей международно-правовой системы. В возникающих отражениях можно разглядеть сложную плюралистическую структуру международного права, складывающуюся из деятельности различных универсальных, региональных и субрегиональных международных органов, каждый из которых признал соответствующие дела подпадающими под свою юрисдикцию и которые, по сути, занимались разрешением схожих проблем, но использовали различные приемы и способы. Можно ограничиться этим и вполне убедительно, как это делает Н. Криш, утверждать, что вот она - плюралистическая сущность международного права, где "нет единого права, нет единого внутреннего устройства, нет единого проекта" <105>. Между тем одновременно в этом зеркале отражается и укрепление конституционалистского тренда в виде повышения значимости основных прав человека и принципа верховенства права <106>: не будем забывать, что во всех трех проанализированных случаях - в Кади, Сайади и Аль-Дулими - были признаны соответствующие нарушения. Представляется, что именно в совмещении этих отражений и заключается сложная, многоуровневая, далекая от гомогенности и тем более совершенства, но все же система современного международного права, в которой все отчетливей и громче раздается обращенное к Совету Безопасности требование о соблюдении основных прав человека.
<105> Krisch N. Beyond Constitutionalism: The Pluralist Structure of Postnational Law. Oxford: Oxford University Press, 2012. P. 302 - 307.
<106> См.: Al-Dulimi v. Switzerland. Concurring Opinion of Judge Pinto de Albuquerque. Joined by Judges Hajiyev. Pejchal and Dedov. § 50.