Постановление ЕСПЧ от 12 декабря 2017 года по делу "Саргсян (Sargsyan) против Азербайджана" (жалоба N 40167/06) и Постановление ЕСПЧ от 12 декабря 2017 года "Чирагов и другие (Chiragov and Others) против Армении" (жалоба N 13216/05).
В 2005 и 2006 годах заявителям была оказана помощь в подготовке жалоб. Впоследствии жалобы была коммуницированы Азербайджану и Армении соответственно.
По делам успешно рассмотрены жалоба жалобы о рассмотрении вопроса о выплате совокупной компенсации материального ущерба и морального вреда заявителям, которые были вынуждены покинуть свои дома во время армяно-азербайджанского конфликта в Нагорном Карабахе. Заявителям присуждена компенсация материального ущерба и морального вреда.
ОБСТОЯТЕЛЬСТВА ДЕЛА
В деле "Саргсян против Азербайджана" заявитель и его семья были этническими армянами, которые проживали в селе Гулистан в современном Горанбойском районе Азербайджана. Заявители по делу "Чирагов и другие против Армении" были азербайджанскими курдами, проживавшими в Лачинском районе в Азербайджане. Заявители были вынуждены покинуть свои дома в 1992 году во время армяно-азербайджанского конфликта по поводу Нагорного Карабаха.
Постановлениями, вынесенными 16 июня 2015 г. (далее - основные Постановления), Большая Палата установила длящиеся нарушения статей 8 и 13 Конвенции и статьи 1 Протокола N 1 к Конвенции. Вопрос о применении статьи 41 Конвенции был отложен в обоих делах.
ВОПРОСЫ ПРАВА
В порядке применения статьи 41 Конвенции. (a) Предварительные замечания. Эти два дела были исключительны и относились к длящемуся конфликту. Активная военная фаза конфликта в Нагорном Карабахе имела место в 1992 - 1994 годах, но, несмотря на соглашение о прекращении огня, заключенное в мае 1994 года, и переговоры, проводившиеся в рамках Минской группы ОБСЕ, мирный договор не был заключен. Через 23 года нарушения режима прекращения огня все еще продолжались. Недавно произошла эскалация конфликта вдоль линии соприкосновения, особенно во время военных столкновений в начале апреля 2016 года. События, которые вынудили заявителей оставить имущество и покинуть жилища, произошли в 1992 году. Власти государств-ответчиков ратифицировали Конвенцию через 10 лет после этих событий, Азербайджан - 15 апреля 2002 г., а Армения - 26 апреля 2002 г. Не обладая юрисдикцией ratione temporis по поводу событий, предшествовавших ратификации Конвенции, Европейский Суд заключил в своих основных постановлениях, что заявители сохраняют действительные имущественные права, и с даты вступления в силу Конвенции установил длящиеся нарушения прав заявителей.
Ratione temporis (лат.) - временной критерий приемлемости жалобы.
Европейский Суд, таким образом, имел дело с длящейся ситуацией, которая уходит корнями в неразрешенный конфликт в Нагорном Карабахе и прилегающем коридоре и до сих пор затрагивает большое количество лиц. На рассмотрении Европейского Суда находится свыше тысячи индивидуальных жалоб, поданных лицами, которые были перемещены во время конфликта, более половины из них поданы против властей Армении, остальные - против властей Азербайджана. Заявители по настоящим двум рассмотренным делам представляли собой лишь малую часть лиц, количество которых по подсчетам превышает миллион, вынужденных бежать во время конфликта и с тех пор не имевших возможности вернуться к своему имуществу и жилищам или получить какую-любую компенсацию за утрату пользования ими.
Власти Армении и Азербайджана до вступления в Совет Европы приняли обязательство принять меры для мирного урегулирования конфликта. Примерно 15 лет прошло после ратификации Конвенции обоими государствами без всякой перспективы политического решения. Два заинтересованных государства должны найти такое решение.
Европейский Суд не является судом первой инстанции. Он не имеет возможности, и это нецелесообразно для его функции международного суда, разрешать большое количество дел, которые требуют установления конкретных фактов или расчета денежной компенсации, что как вопрос принципа и эффективной практики относится к сфере национальных юрисдикций. Именно уклонение властей государств-ответчиков от соблюдения своих обязательств при вступлении в Совет Европы, а также обязательств в соответствии с Конвенцией вынудило Европейский Суд в настоящих делах действовать в качестве суда первой инстанции, устанавливая соответствующие факты, часть которых имела место много лет назад, изучая доказательства в отношении имущественных требований и окончательно оценивая денежную компенсацию.
Без ущерба для любой компенсации, которая присуждается в качестве справедливой компенсации в настоящих дела, необходимо эффективное и конструктивное исполнение основных постановлений, требующее принятия мер общего характера на внутригосударственных уровнях. Указания относительно целесообразных мер даны в основных постановлениях.
(b) Общие принципы относительно справедливой компенсации. Если характер нарушения допускает restitutio in integrum, то власти государства-ответчика должны это осуществить, Европейский Суд не имеет ни полномочий, ни практической возможности сделать это самостоятельно. Если, с другой стороны, внутригосударственное законодательство не допускает восстановления или допускает лишь частично, статья 41 Конвенции позволяет Европейскому Суду присуждать потерпевшей стороне такую компенсацию, которая представляется целесообразной. Тем не менее некоторые ситуации, особенно те, что затрагивают длительные конфликты, в реальности не подлежат полной репарации. Что касается требований материального ущерба, должна существовать четкая причинно-следственная связь между ущербом, требуемым заявителем, и нарушением Конвенции. В отношении ущерба, связанного с недвижимым имуществом, когда не имело места лишение имущества, но у заявителя не было доступа к нему и потому возможности пользоваться им, общий подход Европейского Суда заключался в том, чтобы оценить причиненный ущерб с учетом годовой земельной ренты, рассчитанной в качестве процента рыночной стоимости имущества, которая могла быть получена в соответствующий период.
Точному расчету сумм, необходимых для компенсации материального ущерба, понесенного заявителем, может препятствовать неопределенный характер ущерба, вытекающий из нарушения. Компенсация по-прежнему может быть присуждена, несмотря на большое количество неопределимых показателей будущих убытков, хотя чем больше времени прошло, тем более неопределенной является связь между нарушением и ущербом. В подобных делах требует решения вопрос об уровне справедливой компенсации в отношении прошлых и будущих убытков, которую необходимо присудить заявителю, и этот вопрос должен быть разрешен Европейским Судом по своему усмотрению с учетом принципа справедливости.
Кроме того, Европейский Суд напомнил, что отсутствует прямое положение о нематериальном или моральном вреде. Ситуации, в которых заявителю были причинены очевидная травма, физическая или психологическая, боль и страдания, дистресс, беспокойство, фрустрация, возникли чувство несправедливости или унижения, длительная неопределенность, нарушение жизни либо реальная утрата возможностей, следует отличать от случаев, в которых публичное возмещение вреда, понесенного заявителем, в решении, обязательном для Договаривающейся Стороны, являлось целесообразной формой возмещения само по себе. В некоторых делах, когда законодательство, процедура или практика были признаны не отвечающими конвенционным стандартам, этого было достаточно для исправления положения. В других ситуациях, однако, влияние нарушения может считаться имеющим природу и степень, столь сильно ущемляющими моральное благосостояние заявителя, чтобы требовать чего-то большего. Данные элементы не подлежат подсчету или точной количественной оценке. Роль Европейского Суда не заключается также в том, чтобы функционировать аналогично внутригосударственному механизму разделения вины и компенсаторных убытков между гражданскими сторонами. Руководящий принцип Европейского Суда - это справедливость, которая, помимо прочего, включает гибкость и объективное рассмотрение того, что является справедливым, честным и разумным при всех обстоятельствах дела, включая не только положение заявителя, но и общий контекст, в котором имело место нарушение. Нематериальные компенсации являются признанием того факта, что моральный вред был причинен в результате фундаментального нарушения прав человека, и отражением в самой общей форме тяжести ущерба. Наконец, в зависимости от конкретных обстоятельств дела может быть целесообразно присудить совокупную компенсацию материального ущерба и морального вреда.
(c) Компенсация ущерба в деле Саргсяна. (i) Материальный ущерб. Заявитель первоначально просил о реституции своего имущества, включая право возвращения к своему имуществу и жилищу в селе Гулистан, но не поддержал это требование после вынесения основного Постановления, указав на невозможность возвращения в село ввиду сохраняющейся ситуации в сфере безопасности. Таким образом, присуждение компенсации было целесообразной справедливой компенсацией.
Именно вывод о том, что заявитель по-прежнему имеет действительные имущественные права в отношении его жилища и земельного участка в селе Гулистан, отнес дело к компетенции Европейского Суда ratione temporis с 15 апреля 2002 г. Отсюда следует, во-первых, что почти 10-летний период, в течение которого существовала обжалуемая ситуация, не относился к временной юрисдикции Европейского Суда, и что любой ущерб, понесенный заявителем до 15 апреля 2002 г., не был прямо связан с установленными нарушениями и поэтому не мог быть возмещен в соответствии со статьей 41 Конвенции. Во-вторых, поскольку заявитель не был лишен своих имущественных прав, компенсация не могла быть присуждена за утрату дома и участка как таковых, а лишь за утрату пользования этим имуществом.
Ущерб дому, мебели, плодовым деревьям заявителя и утрата домашнего скота имели место до вступления в силу Конвенции, и, следовательно, по данным основаниям не могла быть присуждена какая-либо компенсация. Кроме того, не могла быть компенсирована утрата дохода от заработной платы и пенсии за период, предшествующий 15 апреля 2002 г. Что касается периода после вступления в силу Конвенции, то отсутствовала причинно-следственная связь между нарушениями, установленными в основном Постановлении, и предполагаемым ущербом. Требуемая компенсация ущерба не была непосредственно связана с невозможностью восстановления заявителем его имущественных прав или получения компенсации за утрату пользования ими, а скорее была связана с его перемещением из села Гулистан в 1992 году и общими последствиями конфликта.
Следовательно, материальный ущерб мог быть компенсирован только по двум основаниям, а именно потеря дохода от земельного участка заявителя и дополнительные расходы по аренде и проживанию. Оценка материального ущерба по данным основаниям затруднялась в связи со многими неопределенностями и сложностями. Некоторые из этих трудностей были связаны с тем фактом, что основополагающий конфликт до сих пор не разрешен, и с конкретной ситуацией в селе Гулистан. После вступления в силу Конвенции Гулистан был заброшенным селом, в котором большинство построек обветшало, оно находится между двумя противоборствующими силами конфликта. При таких обстоятельствах не представлялось возможным установить действительные данные об утрате пользования имущества заявителя. Не представляется возможным также оценить потерю пользования со ссылкой на годовую земельную ренту, исчисленную в качестве процента рыночной стоимости имущества, которая могла быть получена в период после вступления в силу Конвенции.
Другая трудность, тесно связанная с первой, касалась отсутствия документации или ее недоступности. Основным документом, представленным заявителем в отношении его дома и земли в селе Гулистан, был технический паспорт дома, выданный в мае 1991 года, еще во времена Советского Союза. В техническом паспорте не была указана оценка земельного участка. Это частично могло объясняться тем фактом, что, когда земельный участок был передан заявителю, отсутствовала частная собственность на землю в соответствии с советской правовой системой, и он был передан ему с "правом пользования". Что касается периода, относящегося к компетенции Европейского Суда ratione temporis, отсутствует документация, относящаяся к стоимости имущества или любому доходу, который мог быть из него извлечен.
Хотя Европейский Суд признал, что заявитель, который проживал в своем доме в селе Гулистан и получал большую часть своего дохода в результате сельскохозяйственных работ на своем земельном участке, должен был нести дополнительные расходы на проживание в Армении, неопределенность оценки утраты дохода от земли заявителя также препятствует точному исчислению разницы в расходах на проживание. Оценка дополнительно осложнялась тем обстоятельством, что она включала сравнение экономических условий в двух различных странах, которые со временем могли существенно измениться. С учетом всех этих элементов материальный ущерб, понесенный заявителем, не подлежал точной оценке.
(ii) Моральный вред. Заявителю должен был быть причинен моральный вред в результате затянувшейся неурегулированной ситуации, неуверенности относительно судьбы его дома и иного имущества и могил его родственников в селе Гулистан и сопутствующих эмоциональных страданиях и дистресса. Вывод о нарушении Конвенции сам по себе не является достаточной справедливой компенсацией за причиненный моральный вред. До настоящего времени власти государства-ответчика не создали механизма подачи имущественных требований или не приняли иных мер, с помощью которых могли извлечь выгоду лица, находящиеся в положении заявителя.
(d) Компенсация ущерба в деле Чирагова и других. (i) Материальный ущерб. У заявителей не было реальной перспективы вернуться домой, и отсутствовала такая возможность в рассматриваемый период. Следовательно, присуждение компенсации являлось бы надлежащей справедливой компенсацией. Ущерб, причиненный заявителям до 26 апреля 2002 г., не был прямо связан с нарушениями и потому не мог быть возмещен в соответствии со статьей 41 Конвенции. Поскольку заявители не были лишены своих имущественных прав, компенсация не могла быть присуждена за потерю дома и участка как таковых, а лишь за утрату пользования этим имуществом. Неясно, были ли дома заявителей разрушены или частично разрушены или оставались совершенно нетронутыми. С учетом всех неопределенностей объяснения по делу достаточно не устанавливают, что заявители имели дома, которые в апреле 2002 года еще существовали либо, если да, находились в состоянии, которое могло приниматься во внимание для целей присуждения компенсации. Было очень трудно определить стоимость земли заявителей. Это усугублялось тем фактом, что в начале периода, который мог быть рассмотрен Европейским Судом, земля заявителей находилась на оккупированной и сильно разоренной территории 10 лет, и с тех пор прошли еще 15 лет в аналогичных обстоятельствах. Следовательно, в то время как материальный ущерб может быть возмещен в отношении утраты дохода от земли заявителей, включая возможную ренту и выручку от земледелия и животноводства, общий подход Европейского Суда при расчете убытков не представляется целесообразным или полезным при обстоятельствах настоящего дела.
Помимо личных показаний, не были представлены данные в поддержку утверждений об утрате домашнего имущества, автомобилей, плодовых деревьев и кустарников, домашнего скота. Еще более важно, что все эти вещи должны разумно считаться уничтоженными или исчезнувшими во время нападения военных на Лачинский район или в последующий десятилетний период до апреля 2002 года. Если бы любые предметы все еще существовали позднее, им, по крайней мере, в последующие годы разрухи был причинен такой ущерб, что они едва ли находились бы в состоянии, пригодном для использования. В отношении данных предметов отсутствовала причинно-следственная связь между указанными убытками и длящимися нарушениями, установленными в основном Постановлении. Утрата заработной платы и иного дохода не была связана с утратой имущества и жилищ заявителей, а, скорее, с их перемещением из г. Лачина в 1992 году. Нельзя строить догадки относительно того, какие работу или доход заявители могли иметь в г. Лачине в 2002 году, через 10 лет после их бегства. Соответственно, материальный ущерб мог быть компенсирован только по двум основаниям, а именно утраты дохода от земли заявителя и повышенных расходов на проживание в г. Баку. Однако оценка причиненного ущерба зависела от многих неопределенных факторов, в частности, поскольку требования были основаны на ограниченной документации, а также вследствие отсутствия достоверного метода или информации для оценки стоимости земли. Следовательно, материальный ущерб, причиненный заявителям, не подлежал точной оценке.
(ii) Моральный вред. Обстоятельства дела должны были причинить заявителям эмоциональные страдания и дистресс в результате затянувшейся неурегулированной ситуации, в результате которой они были отчуждены от их имущества и жилищ в г. Лачине и были вынуждены вести жизнь перемещенных лиц в г. Баку, по-видимому, в менее удовлетворительных условиях проживания. Вывод о нарушении Конвенции сам по себе не является достаточной справедливой компенсацией за причиненный моральный вред.
(e) Общая оценка. Заявители в обоих делах имеют право на компенсацию за определенный материальный ущерб и моральный вред, которые тесно связаны. Причиненный ущерб не допускал точного расчета сам по себе, а в связи с истечением длительного времени возникли дополнительные трудности в его оценке. Уровень справедливой компенсации должен быть определен по усмотрению Европейского Суда с учетом того, что он сочтет справедливым. Европейский Суд учел первичную обязанность властей государств-ответчиков возместить последствия нарушения Конвенции и вновь подчеркнул обязанность двух государств найти приемлемое разрешение конфликта в Нагорном Карабахе. До решения на политическом уровне Европейский Суд признал целесообразным присудить совокупную сумму материального ущерба и морального вреда каждому из заявителей в размере 5 000 евро, которая охватывала все виды ущерба, а также любой налог, который может быть начислен в связи с этой суммой.
ПОСТАНОВЛЕНИЕ
Европейский Суд присудил по 5 000 евро в качестве компенсации материального ущерба и морального вреда каждому из заявителей.