Постановление ЕСПЧ от 20 июля 2021 года по делу "Акгюн против Турции" (жалоба N 19699/18).
В 2018 году заявителю была оказана помощь в подготовке жалобы. Впоследствии жалоба была коммуницирована Турции.
По делу успешно рассмотрена жалоба на недостаточность утверждений об активном применении сервиса шифрованной отправки сообщений, который использовался не только террористической организацией, для того, чтобы вызвать обоснованные подозрения в принадлежности к этой организации. По делу имело место нарушение подпункта "с" пункта 1 статьи 5 Конвенции.
ОБСТОЯТЕЛЬСТВА ДЕЛА
Заявителя, бывшего сотрудника полиции, которого подозревали в членстве в вооруженной террористической организации "Террористическая организация фетхуллахистов"/"Параллельное государственное образование" (FET /PDY) (далее - террористическая организация) только на том основании, что он предположительно пользовался службой шифрованной отправки сообщений, поскольку его имя было включено в "красный" список пользователей службы, поместили под стражу в рамках избранной меры пресечения 17 октября 2016 г., а затем осудили 6 июня 2017 г.
ВОПРОСЫ ПРАВА
По поводу соблюдения подпункта "с" пункта 1 статьи 5 Конвенции.
(а) Доказательства, послужившие на момент заключения заявителя под стражу основанием для подозрения в том, что он совершил преступление в виде участия в вооруженной террористической организации. На момент помещения заявителя под стражу в рамках избранной меры пресечения вывод о том, что он пользовался службой шифрованной отправки сообщений ByLock, являлся единственным доказательством, которым в целях подпункта "с" пункта 1 статьи 5 Конвенции можно было обосновать подозрение в том, что он совершил преступление в виде участия в деятельности террористической организации.
(b) Располагали ли суды Турции на момент заключения заявителя под стражу в рамках избранной меры пресечения достаточной информацией о природе службы шифрованной отправки сообщений ByLock? Предполагаемая преступная деятельность заявителя была связана с организованной преступностью. Что касается ситуации в целом и без ущерба для дальнейшего рассмотрения настоящей жалобы, Европейский Суд счел, что использование электронных доказательств, указывающих, что лицо воспользовалось службой шифрованной отправки сообщений, специально созданной и используемой исключительно преступной организацией в целях осуществления внутренних переговоров этой организации, могло являться серьезным инструментом в борьбе с организованной преступностью. В результате подозреваемый мог быть законно помещен под стражу в начале разбирательства на основании этих доказательств, если они содержали существенные указания на принадлежность данного лица к этой организации. Однако использование упомянутых доказательств в качестве единственного основания для обоснования подозрения причастности лица к преступной деятельности могло затронуть ряд неоднозначных вопросов, поскольку по своей природе применяемые при сборе таких доказательств процедуры и технологии являются сложными и могут, следовательно, уменьшить возможность внутригосударственных судов проверить подлинность, точность и целостность доказательств. Таким образом, в случаях, когда подобные доказательства являются единственными или исключительными основаниями для подозрений в отношении лица, суд государства - участника Конвенции должен иметь доступ к достаточной информации, прежде чем с осторожностью приступить к исследованию их доказательственной ценности в соответствии с законодательством Турции.
В решениях Высшего совета судей и прокуроров Турции (HSYK) (далее - Совет) от 24 и 31 августа 2016 г., на основании которых судьи, подозреваемые в причастности к террористической организации, были уволены, Совет сделал вывод относительно характера службы ByLock - это служба шифрованных сообщений, используемых членами террористической организации для внутренних переговоров. Однако ни в одном из своих решений Совет не указал, что служба шифрованных сообщений ByLock использовалась исключительно членами террористической организации с целью обеспечения секретности переговоров внутри организации. В принципе один только факт скачивания программы или использования шифрованного способа передачи сообщений либо практическое использование иного способа сохранения приватности передаваемых сообщений не мог сам по себе являться доказательством, способным убедить объективного наблюдателя в том, что речь шла об участии в незаконной или преступной деятельности. Только в тех случаях, когда использование шифрованных средств коммуникации подтверждается другими доказательствами, таким как, например, содержание передаваемых сообщений или их контекст, можно говорить о доказательствах, способных убедить объективного наблюдателя в том, что имелись разумные основания подозревать лицо, использующее рассматриваемый способ коммуникации, в принадлежности к преступной организации. Кроме того, предоставляемая судам информация о данном использовании средств коммуникации должна быть достаточно точной, чтобы позволить судам сделать вывод, что соответствующая служба обмена сообщениями действительно была предназначена для использования лишь членами преступной организации. Однако подобные доказательства отсутствовали в настоящем деле.
В свете решений Совета мировой суд не располагал достаточной информацией о характере службы шифрованных сообщений ByLock, когда выносил в 2016 году постановление о заключении заявителя под стражу, чтобы сделать вывод об использовании этой службы исключительно членами террористической организации для внутренних переговоров. Также в постановлении о применении меры пресечения в виде заключения под стражу или в иных аналогичных решениях отсутствовали другие фактические доказательства или информация, которые могли бы обосновать подозрение в отношении заявителя.
Таким образом, из постановления об избрании меры пресечения в виде заключения под стражу следовало, что мировой суд просто процитировал положения Уголовно-процессуального кодекса Турции, не уточнив, что именно являлось "конкретными доказательствами, обосновывавшими серьезное подозрение", по смыслу соответствующей нормы права. Расплывчатые и общие ссылки на текст указанного кодекса или даже на доказательства из материалов дела не могли считаться достаточными для того, чтобы оправдать "обоснованность" подозрения, исходя из которого предположительно было вынесено постановление о заключении заявителя под стражу, с учетом отсутствия специальной оценки отдельных доказательств или информации, которая могла бы обосновать подозрения в отношении заявителя, либо иных подлежащих проверке материалов либо фактов.
Кроме того, рассмотрение мировым судом постановления о заключении заявителя под стражу не исправило упомянутое выше нарушение, поскольку он отклонил жалобу заявителя на постановление на том основании, что не было выявлено каких-либо неточностей. То же самое можно сказать и о рассмотрении индивидуальной жалобы заявителя Конституционным судом Турции, который отклонил ее простой ссылкой на обвинительное заключение, вынесенное 6 июня 2017 г., то есть на действие, предпринятое спустя много времени после первоначального заключения заявителя под стражу, как на основание для подозрений в отношении заявителя, оправдывающих его заключение под стражу.
(с) Имелись ли достаточные доказательства для оправдания обоснованного подозрения в том, что заявитель пользовался службой ByLock? Принимая во внимание сделанные выше Европейским Судом выводы, в принципе отсутствовала необходимость рассматривать данный вопрос. Однако, учитывая важность настоящего дела, Европейский Суд решил изложить свои доводы.
Из материалов дела следовало, что единственным доказательством, послужившим основанием для подозрения заявителя в принадлежности к террористической организации, являлась полученная прокуратурой информация о том, что его имя входило в "красный" список пользователей службы ByLock, и это предположительно означало, что он являлся активным пользователем этого способа коммуникаций. Однако это был ничем не подтвержденный вывод, не содержащий каких-либо объяснений относительно того, почему он был сделан властями Турции, особенно об обосновывающих его сведениях. Соответствующий документ не содержал указаний на исходные данные, на которых он был основан, и на информацию, касавшуюся способа их сбора. Таким образом, суды Турции основывали свои решения на одном-единственном документе объемом в одну страницу, на котором не были проставлены дата и подписи.
В документе, утверждавшем, что заявитель использовал службу ByLock, не уточнялось или не указывалось на какую-либо незаконную деятельность со стороны заявителя, поскольку в нем не было информации ни о датах этой предполагаемой деятельности, ни о ее периодичности, а также о дополнительных сопутствующих деталях. Кроме того, ни в этом документе, ни в постановлении о заключении заявителя под стражу не содержалось объяснений, как предполагаемая деятельность заявителя свидетельствовала о его принадлежности к террористической организации.
Европейский Суд решил, что в отсутствие других факторов или сведений рассматриваемый документ, сообщавший лишь о том, что заявитель являлся пользователем службы ByLock, не мог сам по себе доказывать, что имелось обоснованное подозрение, способное убедить объективного наблюдателя в том, что заявитель действительно использовал службу ByLock таким образом, который мог являться составом вменяемых ему в вину преступных деяний.
(d) Вывод. С учетом изложенного власти Турции не смогли продемонстрировать, что на дату заключения заявителя под стражу в рамках избранной меры пресечения имевшиеся в распоряжении мирового суда доказательства отвечали стандарту "обоснованного подозрения", требуемого статьей 5 Конвенции, для того, чтобы убедить объективного наблюдателя в том, что заявитель мог совершить преступления, в связи с которыми его заключили под стражу.
Что касается концепции "обоснованности" подозрений, на которых было основано заключение лица под стражу во время действия в Турции чрезвычайного положения, настоящая жалоба не касалась напрямую меры, принятой в рамках отступления от положений Конвенции в этот период. Мировой суд вынес постановление о заключении заявителя под стражу вследствие его принадлежности к террористической организации на основании статьи 1000 Уголовно-процессуального кодекса Турции, положения, которое не подлежало изменению в случае введения чрезвычайного положения. Следовательно, заключение заявителя под стражу было основано на законодательстве, которое действовало до объявления в Турции чрезвычайного положения и которое, более того, продолжало применяться.
Сложности, с которыми столкнулись власти Турции после попытки государственного переворота, несомненно, являлись контекстным фактором, который Европейский Суд полностью принял во внимание при толковании и применении статьи 5 Конвенции. Однако этот фактор не означал, что власти Турции обладали полной свободой усмотрения при вынесении постановления о заключении лица под стражу в период действия чрезвычайного положения, в отсутствие подлежащих проверке доказательств, или информации, или достаточных фактических обоснований, отвечающих минимальным требованиям подпункта "с" пункта 1 статьи 5 Конвенции относительно обоснованности подозрения. "Обоснованность" подозрения, оправдывающая ограничение свободы, является существенной составной частью гарантии, закрепленной подпунктом "с" пункта 1 статьи 5 Конвенции. При таких обстоятельствах нельзя признать, что применение обжалуемой меры было строго необходимо в силу чрезвычайности ситуации. Иной вывод являлся бы отрицанием минимальных требований, предусмотренных подпунктом "с" пункта 1 статьи 5 Конвенции, относительно обоснованности подозрения, оправдывающего лишение лица свободы, и противоречил бы цели статьи 5 Конвенции.
Следовательно, на момент заключения заявителя под стражу в рамках избранной меры пресечения отсутствовало обоснованное подозрение в том, что он совершил преступление.
ПОСТАНОВЛЕНИЕ
По делу имело место нарушение подпункта "с" пункта 1 статьи 5 Конвенции (принято шестью голосами "за" при одном - "против").
Европейский Суд также постановил шестью голосами "за" при одном - "против", что имело место нарушение пункта 3 статьи 5 Конвенции в связи с тем, что не имелось относящихся к делу оснований для оправдания заключения заявителя под стражу в отсутствие обоснованного подозрения, а также что имело место нарушение пункта 4 статьи 5 Конвенции, поскольку ни заявитель, ни его адвокат не располагали достаточными данными о содержании "красного" списка пользователей службы ByLock, доступного исключительно сотрудникам прокуратуры, который имел ключевое значение для обжалования заключения заявителя под стражу.
КОМПЕНСАЦИЯ
В порядке применения статьи 41 Конвенции. Европейский Суд присудил заявителю 12 000 евро в качестве компенсации морального вреда.