Постановление ЕСПЧ от 13 апреля 2021 года по делу "Ахмет Хюсрев Алтан против Турции" (жалоба N 13252/17).
В 2017 году заявителю была оказана помощь в подготовке жалобы. Впоследствии жалоба была коммуницирована Турции.
По делу успешно рассмотрена жалоба на незаконное содержание под стражей журналиста, обвиненного без обоснованного подозрения в участии в деятельности преступной организации и в попытке военного переворота. По делу было допущено нарушение требований подпункта "с" пункта 1 статьи 5 Конвенции.
ОБСТОЯТЕЛЬСТВА ДЕЛА
Заявитель являлся известным журналистом и бывшим главным редактором ежедневной газеты "Тараф" (Taraf).
В июле 2016 года в стране была совершена попытка военного переворота, ответственность за которую власти Турции возложили на лидера признанной ими террористической организации FET /PDY ("Террористическая организация фетхуллахистов"/"Параллельное государственное образование") (далее - незаконная организация). В стране было введено чрезвычайное положение.
Заявитель был задержан в ходе расследований по факту военного переворота и деятельности указанной незаконной организации. Заявителя заключили под стражу в рамках избранной меры пресечения и обвинили, inter alia, в том, что он действовал по указанию незаконной организации, выступая в качестве журналиста и бывшего главного редактора газеты "Тараф", пытаясь изменить общественное мнение в пользу военного переворота. Производство по уголовному делу в отношении заявителя еще не завершено и находится на этапе апелляционного рассмотрения. Заявитель безуспешно жаловался в Конституционный суд Турции на то, что его заключение под стражу в рамках избранной меры пресечения нарушило его права на личную свободу, на свободу выражения мнения и свободу прессы.
ВОПРОСЫ ПРАВА
По поводу соблюдения статьи 15 Конвенции. Отступление властей Турции от соблюдения положений Конвенции. Формальное требование для отступления от соблюдения положений Конвенции было соблюдено, и имела место чрезвычайная ситуация, угрожавшая жизни нации. Это, несомненно, являлось фактором, который следовало принимать во внимание при толковании и применении статьи 5 Конвенции в настоящем деле. Что касается вопроса о том, были ли рассматриваемые меры строго необходимы вследствие исключительности ситуации и согласовывались ли они с другими обязательствами, предусмотренными международным правом, необходимо было рассмотреть жалобы заявителя по существу.
По поводу соблюдения пункта 1 статьи 5 Конвенции. Применение меры пресечения в виде заключения под стражу по причине обоснованного подозрения. С учетом тяжести преступления и строгости потенциального наказания факты дела необходимо было проанализировать с особой тщательностью. Было важно, чтобы факты, положенные в основу обвинения, подтверждались проверенными и объективными доказательствами и чтобы их обоснованно можно было считать деяниями, предусмотренными одной из статей Уголовного кодекса Турции. Европейский Суд также должен был принять во внимание чрезвычайные обстоятельства, существовавшие на момент задержания заявителя, а именно период непосредственно после попытки военного переворота в стране, а также сложности, связанные с расследованием и поддержанием в суде обвинения в преступлениях, связанных с терроризмом.
Спор между сторонами настоящего дела возник относительно правдоподобности обвинений и их квалификации как уголовно наказуемых деяний.
Суды Турции уделили особое внимание предполагаемым данным о том, что заявитель, выступая в качестве главного редактора газеты "Тараф", пытался дискредитировать расследование по ранее инициированному делу "Кувалда" (Balyoz) (Название плана военных действий.) (включавшему утверждения о том, что некоторые высокопоставленные военнослужащие готовили военный переворот для свержения Правительства Турции), публикуя новые статьи на основании документов, предоставленных незаконной организацией, которые оказались фиктивными, а также тому факту, что газета "Тараф" выполняла указания террористической организации. Однако заявителя заключили под стражу более чем четыре года спустя после рассматриваемых событий, и это не могло считаться необходимой мерой. Кроме того, ни на одном из этапов расследования власти Турции не располагали какими-либо конкретными доказательствами, что газета или, в частности, заявитель действовали по указаниям незаконной организации для публикации конкретных статей или для следования определенной редакторской политике с целью манипулирования общественным мнением в пользу военного переворота.
Незадолго до попытки военного переворота заявитель написал три статьи, в которых, как считалось, он утверждал, что Президент Турции действовал вразрез с положениями Конституции страны и нарушал закон. Предполагалось, что заявитель таким образом стремился манипулировать общественным мнением в пользу незаконной организации и, следовательно, способствовал военному перевороту, о котором он знал заранее. Власти Турции также ссылались на высказывания заявителя в телевизионной программе, когда он предупреждал о возможности военного переворота, из чего был сделан вывод, что заявитель знал о попытке военного переворота, которая произошла на следующий день. Европейский Суд посчитал важным, чтобы высказывания заявителя не рассматривались вне их контекста, а оценивались в их совокупности. Высказывания заявителя оставались в пределах действия принципа свободы слова в той мере, в которой их нельзя было истолковать как призыв к насилию, и они не могли считаться как имеющие отношение к обоснованному подозрению в совершении соответствующих преступлений.
При составлении обвинительного заключения к материалам дела были приобщены новые доказательства, включая два свидетельских показания и протокол. Свидетельские показания содержали общие утверждения о том, что заявитель контактировал с лидерами незаконной организации, и не могли считаться подтверждением подозрений в отношении заявителя. Более того, эти новые доказательства не были приняты во внимание, когда суды Турции выносили свои решения.
С учетом этих замечаний заявителя на момент его заключения под стражу нельзя было обоснованно подозревать в совершении преступления в виде попытки свержения правительства или попытки помешать ему выполнять свои обязанности, подозревать в членстве в незаконной организации или в совершении преступлений от ее имени, не являясь при этом ее членом.
Что касается статьи 15 Конвенции и отступления властей Турции от своих обязательств, то были приняты несколько постановлений, которые вводили значительные ограничения на процессуальные гарантии, установленные законодательством Турции для лиц, содержащихся под стражей в полиции или находящихся под стражей в рамках избранной меры пресечения. Тем не менее статья 100 Уголовно-процессуального кодекса Турции, требующая наличия фактических элементов, обосновывающих "серьезное подозрение" в том, что преступление было совершено, не была изменена в период действия чрезвычайного положения. Следовательно, нельзя считать, что обжалуемые в настоящем деле меры были строго необходимы ввиду исключительности ситуации.
ПОСТАНОВЛЕНИЕ
По делу было допущено нарушение требований пункта 1 статьи 5 Конвенции (принято шестью голосами "за" при одном - "против").
По поводу соблюдения пункта 4 статьи 5 Конвенции. Отсутствие доступа к материалам дела, препятствовавшее эффективному обжалованию постановления о заключении заявителя под стражу в рамках избранной меры пресечения. Прокурор г. Стамбула решил ограничить доступ подозреваемых и их адвокатов к материалам дел, если это было связано с риском скомпрометировать следствие. В период, относившийся к обстоятельствам дела, власти Турции полагали, что имела место настоятельная необходимость защиты национальной безопасности вследствие попытки государственного переворота. Однако данный важный публичный интерес следовало уравновесить с правом заявителя на процессуальную справедливость, гарантированным пунктом 4 статьи 5 Конвенции.
Заявитель знал о некоторых относящихся к делу доказательственных материалах из подробных допросов, проводимых сотрудниками полиции и прокуратуры во время его содержания под стражей. Однако к материалам дела приобщили новые доказательства, о которых заявителя уведомили только после составления обвинительного заключения. В связи с этим нельзя признать, что заявитель имел возможность эффективно обжаловать доказательства стороны обвинения.
Что касается статьи 15 Конвенции и отступления властей Турции от своих обязательств, решение ограничить доступ к материалам дела было основано на законодательстве Турции, которое вступило в силу во время действия чрезвычайной ситуации. Следовательно, эта часть жалобы прямо затрагивала меру, принятую в отступление от положений Конвенции. Таким образом, ограничение доступа к материалам дела было основано на общем постановлении прокурора г. Стамбула и, соответственно, было введено до задержания заявителя. Более того, ограничение было снято при предъявлении обвинительного заключения, которое было составлено еще в период действия чрезвычайного положения в стране. В связи с этим упомянутое общее постановление нельзя рассматривать как надлежащую реакцию на чрезвычайное положение.
ПОСТАНОВЛЕНИЕ
По делу было допущено нарушение требований пункта 4 статьи 5 Конвенции (принято единогласно).
По поводу соблюдения статьи 10 Конвенции. Нарушение права на свободу выражения мнения в ходе содержания заявителя под стражей в рамках избранной меры пресечения. Задержание заявителя и его дальнейшее содержание под стражей на основании его статей и высказываний являлось вмешательством в осуществление заявителем его права на свободу выражения мнения (см. дело "Мехмет Хасан Алтан против Турции" (Mehmet Hasan Altan v. Turkey) (См.: Постановление Европейского Суда по делу "Мехмет Хасан Алтан против Турции" (Mehmet Hasan Altan v. Turkey) от 20 марта 2018 г., жалоба N 13237/17.)).
Европейский Суд уже установил, что содержание заявителя под стражей не базировалось на обоснованном подозрении, что он совершил преступление, и что, следовательно, имело место нарушение пункта 1 статьи 5 Конвенции. Согласно статье 100 Уголовно-процессуального кодекса Турции, лицо может быть заключено под стражу до суда, только если имеются фактические доказательства, служащие основанием для серьезного подозрения в том, что указанное лицо совершило уголовно наказуемое деяние, и Европейский Суд посчитал, что отсутствие обоснованного подозрения должно было, a fortiori, подразумевать отсутствие серьезного предположения о виновности, когда власти Турции должны были оценить законность заключения заявителя под стражу.
Кроме того, в обоих делах требование законности, предусмотренное статьями 5 и 10 Конвенции, было направлено на защиту лица от произвола. Следовательно, мера в виде заключения под стражу, которая не была законной в той степени, в которой она являлась вмешательством в одну из гарантированных Конвенцией свобод, в принципе не могла рассматриваться как ограничение свободы, предусмотренное внутригосударственным законодательством.
Следовательно, вмешательство в права и свободы заявителя, предусмотренные пунктом 1 статьи 10 Конвенции, нельзя признать обоснованным, поскольку оно не было предусмотрено законом.
ПОСТАНОВЛЕНИЕ
По делу было допущено нарушение требований статьи 10 Конвенции (принято шестью голосами "за" при одном - "против").
Европейский Суд также постановил единогласно, что отсутствовало нарушение пункта 4 статьи 5 Конвенции применительно к безотлагательности рассмотрения дела Конституционным судом Турции, учитывая, что дело было одним из первых из большого количества дел, затрагивавших новые и сложные вопросы, касавшиеся права на свободу и неприкосновенность и права на свободу выражения мнения в случае чрезвычайного положения, введенного при попытке военного переворота в стране. Европейский Суд единогласно пришел к выводу, что имело место нарушение пункта 5 статьи 5 Конвенции вследствие отсутствия доступа к эффективному средству правовой защиты для получения компенсации за ущерб, причиненный содержанием заявителя под стражей. Кроме того, шестью голосами "за" при одном - "против" он постановил, что отсутствовало нарушение статьи 18 Конвенции, поскольку не было установлено вне всякого разумного сомнения, что содержание заявителя под стражей было применено в целях, не предусмотренных Конвенцией.
КОМПЕНСАЦИЯ
В порядке применения статьи 41 Конвенции. Европейский Суд присудил заявителю 16 000 евро в качестве компенсации морального вреда.