Постановление ЕСПЧ от 09 февраля 2021 года по делу "N.C. (N.C.) против Турции" (жалоба N 40591/11).
В 2011 году заявительнице была оказана помощь в подготовке жалобы. Впоследствии жалоба была коммуницирована Турции.
По делу успешно рассмотрена жалоба на отсутствие защиты личной неприкосновенности заявительницы в ходе уголовного расследования дела по жалобе на сексуальное насилие, которому она подвергалась, и недостаточная эффективность самого расследования. По делу допущено нарушение требований статей 3 и 8 Конвенции о защите прав человека и основных свобод.
ОБСТОЯТЕЛЬСТВА ДЕЛА
Заявительницу две женщины заставили заниматься проституцией, когда ей было только 12 лет. В течение последовавшего года заявительница подала жалобу на указанных лиц, а также на мужчину, с которым у нее были сексуальные отношения.
Заявительница обжаловала, прежде всего, отсутствие защиты ее личной неприкосновенности в ходе уголовного расследования дела по жалобе на сексуальное насилие, которому она подвергалась, и, во-вторых, недостаточную эффективность самого расследования.
ВОПРОСЫ ПРАВА
По поводу соблюдения статей 3 и 8 Конвенции. В деле заявительницы обращение с ней достигло минимального уровня жестокости, требуемого для применения статьи 3 Конвенции. Учитывая юный возраст заявительницы на момент обжалуемых событий, она находилась в уязвимом положении. В этом контексте перенесенное заявительницей сексуальное насилие и жалобы на вторичную виктимизацию, то есть на недостатки уголовного производства по делу в области обеспечения защиты заявительницы, были достаточно существенными, чтобы попасть в сферу действия статьи 3 Конвенции. Кроме того, ввиду воздействия обоих аспектов жалоб заявительницы на ее физическую и психологическую неприкосновенность, обжалуемые заявительницей события также относились к сфере действия статьи 8 Конвенции.
(a) Защита заявительницы в ходе уголовного разбирательства. Уголовное дело было возбуждено незамедлительно после жалобы заявительницы, а большинство подсудимых были приговорены к срокам лишения свободы. Тем не менее в таком серьезном деле, касавшемся сексуальной эксплуатации девочки младше 15 лет, Европейский Суд не мог ограничиться только общими выводами при оценке того, выполнили ли власти Турции свои обязанности, предусмотренные статьями 3 и 8 Конвенции.
(b) Неспособность властей обеспечить заявительницу защитой на время рассмотрения дела. Несколько международных инструментов по защите жертв физического или психологического насилия и по защите от вторичной виктимизации содержали руководство относительно помощи, которая должна была быть предоставлена детям, пострадавшим от сексуального насилия и эксплуатации. В данном случае на протяжении 18 месяцев после подачи жалобы заявительнице ни разу не оказали помощь ни сотрудник службы соцзащиты, ни психолог, ни какой-либо эксперт ни во время рассмотрения дела полицией и прокуратурой, ни при рассмотрении дела судом присяжных. Этот факт являлся достаточным для вывода о том, что о заявительнице не позаботились надлежащим образом в ходе рассмотрения настоящего дела.
(c) Неспособность защитить заявительницу от подсудимых. Положение заявительницы ухудшилось во время рассмотрения ее дела судом присяжных, поскольку не было предпринято каких-либо мер, чтобы изолировать заявительницу подсудимых. На протяжении нескольких судебных заседаний заявительница сидела напротив подсудимых и была вынуждена подробно описывать нападения, угрозы, насильственные действия сексуального характера, которым она подвергалась, что, несомненно, являлось крайне унизительной ситуацией для заявительницы. Однако в материалах дела нет каких-либо указаний на то, что заявительница просила бы о проведении подобных очных ставок или даже хотя бы что эти действия были необходимы для надлежащего и эффективного осуществления прав стороны защиты, поэтому Европейский Суд не смог сделать вывод о том, что в деле был достигнут надлежащий баланс интересов. Таким образом, не была обеспечена защита заявительницы от подсудимых в таком серьезном деле, как обвинение в понуждении к проституции и сексуальном насилии в отношении ребенка, не достигшего возраста 15 лет.
(d) Бессмысленная реконструкция насильственных действий сексуального характера в отношении заявительницы. От заявительницы потребовали воспроизвести - перед всеми подсудимыми и их представителями - позиции, в которых имели место половые акты. Суд присяжных не предпринял каких-либо действий по смягчению унижения, которое заявительница законно полагала было ей причинено в этом отношении. Более того, в материалах дела также ничто не объясняло, почему такая реконструкция была необходима для установления фактических обстоятельств дела или их правовой квалификации. Для заявительницы эти судебные заседания несомненно являлись исключительно травматичными, и одно только решение о проведении заседаний в закрытом порядке не являлось само по себе достаточным для предотвращения ущерба достоинству заявительницы и недопущения вмешательства в ее частную жизнь. Указанные судебные заседания негативно повлияли на личную неприкосновенность заявительницы и значительно превысили уровень дискомфорта, который могла бы ожидать дающая показания в суде жертва предполагаемого сексуального насилия и эксплуатации. Следовательно, эти судебные заседания не могут каким-либо образом быть оправданы требованием обеспечения справедливого судебного разбирательства для подсудимых.
(e) Повторные медицинские осмотры. По запросу судебных властей заявительницу осматривали десять раз для установления ее точного возраста или последствий насильственных действий сексуального характера. Это чрезмерное и необъяснимое количество медицинских осмотров, многие из которых подразумевали крайне инвазивные манипуляции, таким образом представляли недопустимое вмешательство в физическую и психологическую неприкосновенность заявительницы.
(f) Отсутствие мер безопасности. По завершении судебных заседаний заявительница также была вынуждена столкнуться с настолько агрессивным отношением родственников подсудимых, что один раз потребовалось сопровождение сотрудников полиции, чтобы заявительница смогла уехать из города. По-видимому, власти Турции не предприняли каких-либо превентивных мер в этом отношении. Отсутствовали какие-либо оправдания отказа суда присяжных перенести рассмотрение дела в другой город, что являлось, тем не менее, обычной практикой по уголовным делам, затрагивающим болезненные вопросы, и что могло бы обеспечить надлежащее проведение судебных заседаний и безопасность заявительницы.
(g) Оценка согласия жертвы. В том, что касалось того обстоятельства, что заявительница оспорила действительность своего согласия, ссылаясь на свой юный возраст в рассматриваемое время, задачей Европейского Суда являлось рассмотреть, имели ли обжалуемое законодательство Турции и его применение в настоящем деле в совокупности с предполагаемыми ошибками следствия такие значительные недостатки, чтобы они считались нарушением властями Турции своих позитивных обязательств, предусмотренных статьями 3 и 8 Конвенции. Вопросы, связанные с человеческим достоинством и психологической неприкосновенностью, требовали особой тщательности при рассмотрении жертвы дела о сексуальном насилии в отношении ребенка, а обязанности государства подразумевали эффективное осуществление прав ребенка. Таким образом, на первом месте стояли наилучшие интересы ребенка, а власти Турции должны были отреагировать надлежащим образом на вопросы, обусловленные особым уязвимым статусом ребенка. Неспособность властей Турции предпринять существенные усилия, чтобы установить все обстоятельства дела, и их неспособность провести оценку согласия жертвы, исходя из контекста, могли обусловить возникновение проблем применительно к рассматриваемым положениям Конвенции.
Однако придание одинакового значения согласию ребенка возрастом менее 15 лет и согласию взрослого человека не могло ни при каких обстоятельствах считаться допустимым в контексте дела о сексуальной эксплуатации ребенка и сексуальном насилии в отношении ребенка. Расследование и его выводы должны были быть сосредоточены в первую очередь на отсутствии согласия. Следовательно, Конституционный Суд с интересом отметил, что в тексте статьи 414 Уголовного кодекса Турции, которая говорит об "изнасиловании", не упоминались такие термины, как "согласие" или "готовность" или их синонимы; также упомянутые термины не указаны и в статье 416 Уголовного кодекса Турции, предусматривающей наказание даже за добровольные с обеих сторон сексуальные отношения с ребенком, не достигшим 15-летнего возраста, что придавало еще большее значение тому факту, что не было необходимости учитывать согласие, если речь шла о ребенке возрастом до 15 лет.
Тем не менее суды Турции придали решающее значение "согласию" заявительницы, когда делали вывод о применимости части первой статьи 414 Уголовного кодекса Турции; суды Турции истолковали это положение как криминализирующее любые сексуальные отношения, даже осуществленные по взаимному согласию, с лицом, не достигшим возраста 15 лет, не указав, однако, почему в деле заявительницы ни предполагаемые угрозы и насилие, ни сделанные выплаты не считались критериями, отвечающими положениям части второй статьи 414 Уголовного кодекса Турции, которые были истолкованы властями Турции как ситуации, означающие "недостаточное согласие" со стороны жертвы. Эти нормы предусматривали более длительные сроки лишения свободы, ссылаясь на "применение силы, насилие или угрозы" или на "обман, лишающий жертву возможности защищаться"; последний указанный критерий не ограничивал каким-либо образом физическую, психологическую или материальную природу рассматриваемых способов обмана.
Противоречивое толкование судов Турции даже являлось чрезмерным по отношению к одному из подсудимых, который угрожал заявительнице сообщить ее семье о ее деятельности, чтобы несколько раз добиться от нее сексуального контакта. Ссылаясь на решение Кассационного суда Турции, что состав преступления в виде угрозы не может быть установлен, если угроза исходит из действий соответствующего лица, суд присяжных постановил, что действия рассматриваемого подсудимого по делу заявительницы не могли считаться угрозой, исключив, таким образом, применение части второй статьи 414 Уголовного кодекса Турции к делу. По мнению Европейского Суда, в соответствующем контексте такое толкование можно было бы посчитать логичным, например, если преступнику угрожали разглашением его деяний, а угрожавшее лицо рассчитывало на финансовую выгоду. Однако было абсолютно неприемлемо проводить в этом отношении аналогию с угрозами в адрес жертвы в контексте сексуальной эксплуатации и насильственных действий сексуального характера в отношении ребенка.
Суды Турции предприняли значительные усилия, чтобы исключить применение части второй статьи 414 Уголовного кодекса Турции, которая предусматривала длительные сроки лишения свободы, и ни на одном из этапов рассмотрения дела не проявили какого-либо внимания к уязвимому положению заявительницы, которая в рассматриваемое время еще не достигла возраста 15 лет. Это ограничительное толкование, которое не учитывало возраст заявительницы, абсолютно не соответствовало объективной оценке особых обстоятельств данного дела и защите интересов ребенка, жертвы преступления в виде сексуальной эксплуатации и сексуального насилия.
(h) Эффективность расследования. Уголовное разбирательство длилось 11 лет, четыре раза пересматривалось судами двух инстанций. Хотя дело являлось сложным вследствие как трудностей с установлением фактов, так и количества подсудимых, по-видимому, такой длительный срок рассмотрения дела нельзя поставить в вину заявительнице или ее представителям. Многочисленные необъяснимые медицинские обследования существенно затянули производство по делу. Имел место необъясненный период бездействия, который длился почти пять лет. Два периода, по одному году каждый, когда дело находилось на рассмотрении в Кассационном суде Турции, также не имели объяснений. Кроме того, в отношении обвинения в лишении свободы и в понуждении к занятию проституцией истекли сроки давности уголовного преследования. Таким образом, действия судебных властей Турции абсолютно не соответствовали требованию безотлагательности и скорости, необходимых в данном деле, в отношении которого следовало проявить особое внимание и приоритетное обращение в целях защиты интересов ребенка.
(i) Вывод. Отсутствие помощи заявительнице, неспособность предоставить защиту vis-a-vis подсудимых, безосновательные реконструкции сцен сексуального насилия, неоднократные медицинские обследования, неспособность обеспечить спокойную и безопасную обстановку на слушаниях, оценка согласия жертвы, чрезмерная длительность производства по делу и в заключение отмена обвинений по двум пунктам вследствие истечения установленных законом сроков давности уголовного преследования - все это являлось серьезным случаем вторичной виктимизации заявительницы.
Действия властей Турции не соответствовали обязанности защищать ребенка, который стал жертвой сексуальной эксплуатации и насилия. Первой и главной обязанностью судей суда присяжных было обеспечить, чтобы право заявительницы на личную неприкосновенность было бы надлежащим образом защищено в ходе судебного разбирательства. Интимный характер сути дела, а также возраст заявительницы являлись особо деликатными вопросами, которые неизбежно требовали соответственно осторожного подхода со стороны властей Турции при проведении уголовного разбирательства по делу.
Что касается улучшений, проведенных в судебной системе Турции после 2005 года, то за исключением помощи психолога, когда у заявительницы брали показания на комиссии, указанные изменения не были применены в деле заявительницы.
В свете изложенного производство по делу заявительницы не смогло обеспечить эффективное применение уголовного права к нарушению ценностей, защищаемых статьями 3 и 8 Конвенции.
ПОСТАНОВЛЕНИЕ
По делу были нарушены требования статей 3 и 8 Конвенции (принято единогласно).
КОМПЕНСАЦИЯ
В порядке применения статьи 41 Конвенции Европейский Суд присудил заявительнице 25 000 евро в качестве компенсации морального вреда, требование о компенсации материального ущерба отклонено.