Постановление ЕСПЧ от 06 октября 2020 года по делу "Карастелев и другие против Российской Федерации (Karastelev and Others v. Russia)" (жалоба N 16435/10).
В 2010 году заявителям была оказана помощь в подготовке жалоб. Впоследствии жалобы были объединены и коммуницирована Российской Федерации.
По делу успешно рассмотрены жалобы на неограниченную свободу усмотрения прокурора при вынесении предупреждений, предостережений и постановлений в соответствии с антиэкстремистским законодательством, которое не обеспечивало надлежащей предвидимости последствий и соответствующих гарантий. По делу было допущено нарушение требований статьи 10 Конвенции о защите прав человека и основных свобод.
ОБСТОЯТЕЛЬСТВА ДЕЛА
Первые два заявителя являлись заместителем директора и директором неправительственной организации, организации-заявительницы. Они организовали публичные акции протеста против Закона Краснодарского края от 21 июля 2008 г. N 1539-КЗ "О мерах по профилактике безнадзорности и правонарушений несовершеннолетних в Краснодарском крае", который заявители считали слишком ограничительным и неконституционным. На одном из таких мероприятий был публично продемонстрирован плакат с надписью "Свободу не дают, свободу берут". В другой раз к первым двум заявителям подошли двое несовершеннолетних и поговорили с ними.
Ссылаясь на Федеральный закон от 25 июля 2002 г. N 114-ФЗ "О противодействии экстремистской деятельности", прокуратура вынесла два отдельных предостережения в адрес первых двух заявителей как представителей неправительственной организации. Кроме того, через заявительницу было вынесено предупреждение в адрес неправительственной организации-заявительницы, в котором указывалось, что экстремистские действия могли повлечь за собой роспуск организации, а в постановлении отмечалось, что неправительственная организация и заявительница должны "принять меры для исправления нарушений закона и устранения причин и оснований для таких нарушений". Правовым основанием для применения указанных выше мер к заявителям была квалификация их действий как потенциально ведущих к "экстремистской активности" и заключавшихся в препятствии законным действиям представителей органов государственной власти. Заявители безуспешно обжаловали упомянутые акты.
ВОПРОСЫ ПРАВА
По поводу соблюдения статьи 10 Конвенции. (a) Характер и пределы действия "вмешательства" и статус первых двух заявителей. Что касается письменных предостережений, хотя заявители не были признаны виновными в административном или уголовном преступлении согласно законодательству Российской Федерации, их поведение сочли незаконным в более широком смысле, как потенциально дающее повод для квалификации в качестве "экстремистской деятельности". Заявители были уведомлены об установлении упомянутого факта незаконности ситуации, и им было предъявлено требование действовать определенным образом под угрозой того, что отказ мог привести к привлечению ответственности за административное правонарушение. В дополнение к "вмешательству", связанному с прошлым поведением заявителей во время демонстрации, заявители также оказались перед дилеммой: либо выполнять предупреждение и, таким образом, воздерживаться от дальнейших протестов, либо отказаться следовать предупреждению, и тогда им грозило соответствующее разбирательство.
Предупреждение и постановление были адресованы неправительственной организации через ее директора, заявительницу. Именно ее экспрессивное поведение во время демонстраций послужило причиной вынесения упомянутых документов. Позднее заявительница уволилась со своей должности, чтобы обеспечить выполнение обжалуемого постановления и избежать роспуска неправительственной организации. Согласно законодательству Российской Федерации заявительница имела статус, позволявший обжаловать упомянутые акты в судах Российской Федерации. Таким образом, хотя заявительница не была лично признана виновной и ей не грозило какое-либо наказание, вынесение прокуратурой предупреждения и постановления являлись "вмешательством" в право заявительницы на свободу выражения своего мнения. Следовательно, она имела право подать жалобу на нарушение статьи 10 Конвенции.
(b) Было ли вмешательство "предусмотрено законом". (i) Рассмотрение дела прокуратурой. Важный вопрос заключался в том, знали ли заявители или могли ли они знать, действуя определенным образом, с надлежащей правовой помощью, при необходимости, что их действия могут привести к тому, что к ним применят положения антиэкстремистского законодательства, поскольку их экспрессивное поведение представляло собой угрозу совершения в будущим "экстремистских акций", заключавшихся в "препятствовании законным действиям публичных властей". В частности, термин "препятствование" был использован для того, чтобы охарактеризовать вид "экстремистской деятельности" исключительно в ситуациях "насилия или угрозы применения насилия". Однако толкование и применение данных понятий вызывает вопросы с точки зрения статьи 10 Конвенции.
Риск совершения "преступления", которое можно предотвратить, использовав предупреждение, должен был реальным и касаться конкретного преступления определенной степени тяжести. Он должен быть тесно связан с определенным лицом или лицами, а именно с тем (теми), кто "планирует" экстремистскую деятельность, которую необходимо предотвратить. Кроме того, следует установить, что риск был связан с утверждениями или поведением лица, в отношении которого вынесено предупреждение. Отсутствуют какие-либо данные о том, что законодательство Российской Федерации было сформулировано соответствующим образом. Хотя использование процедуры вынесения предупреждения нельзя сравнивать с полноценным уголовным расследованием, осталось неясным, применили ли власти Российской Федерации какие-либо подлежащие уточнению и предвидимые критерии для того, чтобы сделать из поведения заявителей вывод о препятствующих действиях.
В более широком смысле, оценивая особый пример "вмешательства" в свободу выражения мнения в подобного рода делах, следует принимать во внимание различные факторы, включая контекст, в котором были сделаны обжалуемые высказывания, характер этих высказываний и их текст, потенциальную способность данных высказываний привести к наносящим ущерб последствиям (таким, как препятствование с применением силы законным действиям публичных властей), были ли высказывания озвучены в напряженном политическом или социальном контексте, можно ли высказывания, справедливо истолкованные и рассмотренные в непосредственном или более широком контексте, считать прямым или косвенным призывом к насилию (или ненависти, или нетерпимости). Кроме того, необходимо учитывать способ, которым озвучены высказывания, а также способность высказываний, прямую или косвенную, привести к упомянутым наносящим ущерб последствиям. Европейский Суд также повторил, что протесты, включая действия, принимающие форму физического препятствования определенной активности, могут представлять собой выражение мнения по смыслу статьи 10 Конвенции. Не было доказано, что сотрудники прокуратуры в настоящем деле приняли во внимание вышеуказанные элементы, когда принимали решение о вынесении предупреждения в ответ на осуществление лицом его права на свободу выражения мнения. Европейскому Суду не были предоставлены положения, которыми руководствовались бы власти Российской Федерации при вынесении предупреждений или предостережений, а также примеры из внутригосударственной судебной практики.
В то же время не существовало четких критериев разграничения между "экстремистской деятельностью", включая призывы к такой деятельности, которая могла быть квалифицирована как уголовно наказуемое деяние, и деятельностью, которая не являлась указанным преступлением, но могла повлечь вынесение предупреждения, как произошло в случае с заявителями. По-видимому, возникают трудности с разграничением уголовно наказуемого призыва к препятствованию действиям органов государственной власти, сопряженные с насилием (угрозой насилия), лозунгом того же содержания, который может стать поводом для вынесения предупреждения, и лозунгом, содержание которого не повлечет какой-либо ответственности по антиэкстремистскому законодательству Российской Федерации. Сложившаяся ситуация неопределенности отрицательным образом сказалась на предвидимости последствий применения соответствующих законодательных норм, что могло оказать демотивирующее воздействие на осуществление права на свободу выражения мнения, и предоставило органам исполнительной власти слишком широкие пределы усмотрения. Законодательство Российской Федерации было сформулировано в общих выражениях, предоставляя органам прокуратуры чрезмерную свободу усмотрения и делая последствия применения закона непредсказуемыми.
В заключение, упомянутые выводы также применимы к процедуре вынесения предостережения и постановления. Не было предоставлено каких-либо объяснений относительно причин применения указанных процедур в ситуации, когда обжалуемые действия были прямо связаны с осуществлением лицом права на свободу выражения мнения, а не с деятельностью неправительственной организации.
(ii) Судебное рассмотрение. Применяемые post factum средства правовой защиты, предусмотренные законодательством Российской Федерации, не гарантировали защиту от произвола и использования несудебными органами власти неограниченных полномочий. Согласно применимой процедуре судебного рассмотрения суды Российской Федерации не имели права оценивать разумность действий властей или решений, принятых ими в пределах своих дискреционных полномочий, а также не могли применить тест пропорциональности в соответствии со стандартами Конвенции. Суды Российской Федерации не могли проверить, предоставляло ли применимое законодательство Российской Федерации надлежащие гарантии против произвола.
(iii) Поведение заявителей. Неразумно было делать вывод о риске насильственных препятствующих действий по отношению к властям Российской Федерации (или о какой-либо реальной угрозе насилия) из поведения заявителей. Не было продемонстрировано, что поведение заявителей могло прямо или косвенно привести к беспорядкам, например, в форме публичных волнений, препятствующих работе органов государственной власти. Также существование опасности совершения преступления не было доказано и не было связано с конкретным лицом или лицами.
В итоге законодательство Российской Федерации и правоприменительная практика не позволяли предвидеть последствия их применения и не обеспечивали надлежащую защиту от произвольного использования предупреждений, предостережений или вынесения постановлений. "Вмешательство" не было "предусмотрено законом".
ПОСТАНОВЛЕНИЕ
По делу было допущено нарушение требований статьи 10 Конвенции (принято единогласно).
Европейский Суд также постановил единогласно, что имело место нарушение пункта 1 статьи 6 Конвенции в связи с тем, что заявителю было отказано в доступе к суду применительно к предупреждению, вынесенному в отношении него лично.
КОМПЕНСАЦИЯ
В порядке применения статьи 41 Конвенции. Европейский Суд присудил заявителю 3 000 евро в качестве компенсации морального вреда.