Постановление ЕСПЧ от 31 октября 2019 года по делу "Эверс (Evers) против Германии" (жалоба N 17895/14).
В 2014 году заявителю была оказана помощь в подготовке жалобы. Впоследствии жалоба была коммуницирована Германии.
По делу успешно рассмотрена жалоба на запрет на общение с психически больной женщиной, являвшейся матерью ребенка заявителя. Жалоба на нарушение статьи 8 Конвенции о защите прав человека и основных свобод объявлена неприемлемой для рассмотрения по существу. По делу не допущено нарушений пункта 1 статьи 6 Конвенции о защите прав человека и основных свобод. По делу допущено нарушение требований статьи 6 Конвенции о защите прав человека и основных свобод в ее гражданско-правовом аспекте применительно к заслушиванию показаний заявителя в суде.
ОБСТОЯТЕЛЬСТВА ДЕЛА
Заявитель, которому был 71 год, проживал с партнершей P.B., которая являлась опекуном своей дочери V., 22-летней психически больной молодой женщины. У заявителя были сексуальные отношения с V., и в марте 2011 года у нее родился от заявителя ребенок.
В 2009 и 2010 годах в отношении заявителя возбуждались уголовные дела по обвинению в сексуальном домогательстве в отношении лиц, которые не могли оказать сопротивления. Оба уголовных дела были прекращены.
В сентябре 2010 года в районный суд поступила информация из местной больницы о том, что V., вероятно, подверглась сексуальному насилию, поскольку она страдала от средней степени психического расстройства и была беременна от заявителя. Воспользовавшись процедурой временного судебного предписания, районный суд поместил V. в специальный приют и назначил ей профессионального опекуна. В марте 2011 года районный суд продлил действие временного судебного предписания, ссылаясь на три экспертных заключения. Однако заявитель настаивал на продолжении сексуальных отношений с V. В январе 2013 года районным судом было вынесено постановление о запрете общения заявителя и V. для защиты последней.
Заявитель утверждал, что указанный запрет на общение нарушал его права, гарантированные статьями 6 и 8 Конвенции.
ВОПРОСЫ ПРАВА
По поводу соблюдения статьи 8 Конвенции. Один только тот факт, что заявитель жил совместно с P.B. и V. и являлся биологическим отцом ребенка V., не означал наличия семейной связи, которая требовала бы защиты как "семейная жизнь" согласно статье 8 Конвенции.
Понятие "частная жизнь" нельзя понимать как гарантирующее право устанавливать отношения с определенным человеком. "Частная жизнь", как правило, отсутствует в ситуациях, когда заявитель не вел "семейной жизни" с указанным человеком и когда этот человек не разделял стремления поддерживать такой контакт. Это правило применяется еще шире, когда лицо, с которым заявитель хотел поддерживать отношения, становилось жертвой поведения, которое суды соответствующего государства считали наносящим ущерб указанному лицу.
На статью 8 Конвенции также нельзя ссылаться для обжалования утраты репутации, которая являлась предвидимым последствием чьих-либо собственных действий, таких, например, как совершение уголовного преступления. Это правило не ограничивается причинением ущерба репутации, но распространяется на более широко применимый принцип, согласно которому личные, социальные, психологические и экономические трудности, которые являлись предвидимыми последствиями совершения уголовного преступления, не могли использоваться как основания для жалобы на то, что приговор по уголовному делу являлся вмешательством в право на уважение "частной жизни". Этот расширенный принцип распространяется не только на уголовные преступления, но и на противоправное поведение, влекущее юридическую ответственность с предвидимыми негативными последствиями для "частной жизни".
В настоящем деле запрет на общение не затронул взаимоотношения заявителя с другими людьми в целом, а только исключил какие-либо контакты с V. Заявитель настаивал на контактах с V., хотя суды Германии установили, что V. не высказывала какой-либо особой заинтересованности в контактах с заявителем. Более того, контакты между заявителем и V. были признаны наносящими ущерб V., которая проявляла признаки психического расстройства и нуждалась в медицинской помощи после визитов заявителя в приют, где жила V. В связи с этим Европейский Суд пришел к выводу, что заявитель не мог ссылаться на статью 8 Конвенции для обжалования постановления о запрете контактов с V.
Кроме того, согласно мнению гражданских судов, которые основывали свою позицию на заключениях трех экспертов, V. родила ребенка в результате серьезного нарушения ее личных прав, поскольку она не могла понимать последствий и рисков половых отношений и беременности. Заявитель не оставлял своих намерений продолжить злоупотреблять состоянием V., что, вероятно, привело бы к дальнейшим беременностям V. и риску для нее самой. В своем предложении прекратить производство по уголовному делу окружной суд прямо указал заявителю и P.B., что V. считалась лицом, неспособным оказывать сопротивление. Следовательно, решение вынести постановление о запрете на общение и его последствия являлись предвидимыми результатами намерения заявителя продолжать посещать V.
При таких обстоятельствах обжалование заявителем запрета на общение не относилось к сфере действия понятия "частная жизнь" по смыслу статьи 8 Конвенции.
ПОСТАНОВЛЕНИЕ
Жалоба на нарушение статьи 8 Конвенции объявлена неприемлемой для рассмотрения по существу (как несовместимая с требованиями Конвенции ratione materiae).
По поводу соблюдения статьи 6 Конвенции (гражданско-правовой аспект). Разбирательство в целом имело достаточную доказательственную базу, поскольку суды Германии выслушали показания V. и исследовали три экспертных заключения. Суды также располагали и другими доказательствами и предоставили заявителю возможность изложить свои доводы в письменном виде.
Власти Германии основывали свое решение о запрете заявителю общаться с V. не на том факте, что V. являлась недееспособным лицом, а, скорее, на тех обстоятельствах, что недееспособность V. носила такой характер, что лишала ее возможности адекватно понимать (i) значение и последствия контактов с заявителем, и (ii) на особенностях взаимоотношений с заявителей, включая, inter alia, тот факт, что ранее заявитель был сексуальным партнером матери V. Власти Германии дополнительно приняли во внимание тот фактор, что любая иная форма контакта с заявителем также не принесет пользу V.
В итоге ничто не указывало на то, что суды Германии недостаточным образом мотивировали свои решения или что они произвольно отказались рассматривать относящиеся к делу доказательства.
ПОСТАНОВЛЕНИЕ
По делу не было допущено нарушения требований статьи 6 Конвенции в ее гражданско-правовом аспекте (принято единогласно).
По поводу соблюдения статьи 6 Конвенции (гражданско-правовой аспект). Вопросы, являвшиеся сутью разбирательства, повлекли оценку личности заявителя и его взаимоотношений с V., характер которых заявитель оспаривал. Даже при том, что заявитель настаивал на своей позиции, чтобы продолжать сексуальные отношения с V., и хотя районный суд заслушал показания самого заявителя в ходе производства по вопросу об опекунстве, рассматриваемый в деле вопрос не имел чисто правового и технического характера и позволил бы судам Германии сформировать свое мнение о заявителе, а заявителю объяснить свою личную ситуацию. Следовательно, отсутствовали какие-либо исключительные обстоятельства, которые освободили бы суды Германии от обязанности выслушать объяснения непосредственно от заявителя.
ПОСТАНОВЛЕНИЕ
По делу было допущено нарушение требований статьи 6 Конвенции в ее гражданско-правовом аспекте применительно к заслушиванию показаний заявителя в суде (принято четырьмя голосами "за" при трех - "против").
Европейский Суд также постановил единогласно, что не было допущено нарушения пункта 1 статьи 6 Конвенции, поскольку отказ судов Германии предоставить заявителю полный доступ к материалам дела об опекунстве не имел такого характера, чтобы нарушить саму суть способности заявителя защищать свою позицию относительно предполагаемого запрета на общение, так как данное обстоятельство было подтверждено относящимися к делу и достаточными доказательствами.
КОМПЕНСАЦИЯ
В порядке применения статьи 41 Конвенции. Европейский Суд постановил, что установление факта нарушения Конвенции само по себе будет являться достаточной справедливой компенсацией морального вреда.