Постановление ЕСПЧ от 09 июля 2019 года по делу "Володина (Volodina) против Российской Федерации" (жалоба N 41261/17).
В 2017 году заявительнице была оказана помощь в подготовке жалобы. Впоследствии жалоба была коммуницирована Российской Федерации.
По делу успешно рассмотрена жалоба на неисполнение органами государственной власти обязательства по предупреждению и расследованию преступлений, связанных с домашним насилием, а также созданию правовой базы для борьбы с гендерной дискриминацией в отношении женщин. По делу допущено нарушение требований статьи 14 во взаимосвязи со статьей 3 Конвенции о защите прав человека и основных свобод.
ОБСТОЯТЕЛЬСТВА ДЕЛА
Заявительница утверждала, что власти Российской Федерации не выполнили своего обязательства по предупреждению, расследованию и уголовному преследованию домашнего насилия, которому она подвергалась со стороны ее бывшего партнера, и что они не создали правовой базы для борьбы с гендерной дискриминацией в отношении женщин.
ВОПРОСЫ ПРАВА
По поводу соблюдения статьи 3 Конвенции. Насилие, от которого страдала заявительница, достигало требуемого статьей 3 Конвенции уровня тяжести. Чувства страха, тревоги и беспомощности, которые заявительница должна была испытывать в связи с контролирующим и принуждающим поведением своего партнера, были достаточно серьезными для того, чтобы являться бесчеловечным обращением по смыслу данной статьи Конвенции. Следовательно, Европейский Суд должен был проверить, выполнили власти государства-ответчика связанное с этим позитивное обязательство по обеспечению того, чтобы лица, которые находятся под их юрисдикцией, были защищены от всех форм бесчеловечного обращения, в том числе в случаях, когда они подвергались такому обращению со стороны частного лица.
(a) Обязанность принять и применять соответствующее законодательство. В Российской Федерации не было принято специального законодательства по проблеме насилия, возникающего в контексте семейной жизни. Не был принят ни закон о домашнем насилии, ни иные аналогичные законы. Понятие "домашнее насилие" или любое аналогичное понятие не было определено или упомянуто в каких-либо нормативных актах. Домашнее насилие не являлось отдельным преступлением ни в соответствии с Уголовным кодексом Российской Федерации, ни в соответствии с Кодексом Российской Федерации об административных правонарушениях. В Уголовном кодексе Российской Федерации не проводилось различия между домашним насилием и другими формами насилия, и домашнее насилие рассматривалось в контексте положений о причинении вреда здоровью или иных связанных с этим статей, например, об убийстве, угрозах причинения смерти или изнасиловании.
Действовавшие положения уголовного закона были неспособны надлежащим образом охватить такое преступление, как домашнее насилие. После внесения ряда изменений в законодательство Российской Федерации нападение на членов семьи считалось преступлением, только если оно было совершено повторно в течение года или если оно привело как минимум к "причинению легкого вреда здоровью". Европейский Суд ранее устанавливал, что требование о наличии телесных повреждений определенной степени тяжести как условия для возбуждения уголовного дела подрывало эффективность защитных мер, поскольку домашнее насилие могло выражаться во многих формах, и некоторые из них не приводили к телесным повреждениям, например, психологическое или экономическое насилие, контролирующее или принуждающее поведение. Кроме того, положения о "повторных побоях" не позволили бы заявительнице получить защиту в ее ситуации, поскольку за нападениями на нее в 2016 году последовала новая череда угроз и нападений более чем через год, в 2018 году. Европейский Суд напомнил, что домашнее насилие может иметь место даже в результате единичного инцидента.
Более того, согласно законодательству Российской Федерации уголовное преследование по делам о "причинении легкого вреда здоровью" и "повторных побоев" относилось к сфере частного обвинения. Эффективная защита гарантированного Конвенцией права на физическую неприкосновенность не требовала публичного уголовного преследования во всех случаях нападений со стороны частных лиц. Однако в контексте домашнего насилия возможность возбуждения уголовного дела частного обвинения не была достаточной, поскольку такое производство явно требовало времени и не служило цели предупреждения совершения аналогичных деяний. Частное обвинение налагало чрезмерное бремя на жертву домашнего насилия, перенося на нее ответственность за сбор доказательств, способных установить вину нападавшего в соответствии с уголовно-правовым стандартом доказывания. Сбор доказательств был сопряжен с неотъемлемыми трудностями в случаях, когда нападения происходили в частной домашней обстановке без свидетелей, и от побоев иногда не оставалось каких-либо видимых следов. Это была сложная задача даже для прошедших специальное обучение сотрудников правоохранительных органов, а для потерпевшей, которая должна была собирать доказательства самостоятельно, при этом продолжая проживать совместно с нападавшим, будучи финансово зависимой от него и опасаясь его мести, это была и вовсе невыполнимая задача. Кроме того, даже если процесс завершался вынесением обвинительного приговора, потерпевшей не могла быть предоставлена необходимая защита путем вынесения защитительных или запретительных приказов в связи с тем, что такие меры не были предусмотрены законодательством Российской Федерации.
Законодательство Российской Федерации не предусматривало исключений из правила о том, что возбуждение уголовного дела и продолжение производства по нему целиком зависели от инициативы и решимости потерпевшей. У органов обвинения должна быть возможность осуществлять производство по делу как по вопросу, представлявшему собой общественный интерес, независимо от того, было ли отозвано заявление потерпевшей. Власти Российской Федерации не приняли во внимание Рекомендацию Совета Европы N Rec(2002)5, которая требовала от государств-членов обеспечить, чтобы производство возбуждалось прокурором и чтобы во время этого производства потерпевшим предоставлялась эффективная защита от угроз и возможной мести. Тот факт, что власти не предусмотрели возможность публичного обвинения по делам о домашнем насилии, постоянно подвергался критике со стороны Комитета о ликвидации всех форм дискриминации в отношении женщин.
Правовая база Российской Федерации, в которой не существовало определения понятия "домашнее насилие" как отдельного преступления или отягчающего обстоятельства и был установлен минимальный уровень тяжести телесных повреждений для возбуждения уголовного дела в порядке публичного обвинения, не соответствовала требованиям, неотъемлемым от позитивного обязательства государства по созданию и эффективному применению системы наказания всех форм домашнего насилия и обеспечения достаточных гарантий потерпевшим.
(b) Обязанность предупреждения известного риска жестокого обращения. Риск реальной и непосредственной угрозы подлежал оценке с учетом конкретного контекста домашнего насилия. В подобной ситуации речь шла не только об обязательстве предоставить общую систему защиты для общества, но и прежде всего об обязанности принимать во внимание появление повторяющихся эпизодов насилия в семье.
Заявительница много раз сообщала властям о насилии со стороны ее бывшего партнера. Она уведомляла власти как об угрозах применения насилия, так и о фактах реального насилия и представила медицинские доказательства в подтверждение своих доводов. Таким образом, власти знали или должны были знать о насилии, которому заявительница подвергалась и о реальном и непосредственном риске того, что оно могло повториться. С учетом данных обстоятельств у властей государства-ответчика была обязанность принять все разумные меры для защиты заявительницы.
В подавляющем большинстве государств - членов Совета Европы жертвы домашнего насилия имеют возможность обратиться за применением немедленных мер защиты. Данные меры известны под различными названиями, например, "запретительные приказы", "защитительные приказы" или "приказы по обеспечению безопасности", и служат тому, чтобы воспрепятствовать возобновлению домашнего насилия, как правило, требуя от правонарушителя покинуть место совместного проживания, не приближаться к потерпевшей и не контактировать с ней. Российская Федерация остается среди тех немногих государств, законодательство которых не предоставляло жертвам домашнего насилия каких-либо подобных мер защиты.
Нельзя сказать, что власти Российской Федерации по-настоящему предприняли какие-либо попытки предупредить повторение насильственных нападений на заявительницу. Ее повторявшиеся сообщения о физических нападениях, похищениях и насилии не привели к принятию каких-либо мер. Несмотря на серьезность обстоятельств дела, власти лишь получили объяснения от ее бывшего партнера и пришли к выводу, что это было дело частного характера между ним и заявительницей. Уголовное дело в первый раз было возбуждено более чем через два года после первого сообщения о нападении. Оно касалось не каких-либо насильственных действий, а гораздо менее серьезного преступления, состоявшего во вмешательстве в личную жизнь заявительницы. Несмотря на то, что возбуждение уголовного дела позволило заявительнице обратиться за получением мер государственной защиты, она не получила какого-либо решения по своему заявлению, хотя такое право было закреплено за ней законодательством. В постановлении, вынесенном органами полиции, заявление было признано необоснованным, а ряд инцидентов домашнего насилия описывался лишь как проявление неприязни между заявительницей и ее партнером, которое не заслуживало внимания властей.
Реакция органов государственной власти, которые знали о риске повторного насилия со стороны бывшего партнера заявительницы, была явно неадекватной с учетом тяжести рассматриваемых правонарушений. Они не приняли каких-либо мер для защиты заявительницы или для прекращения действий ее бывшего партнера. Они оставались пассивными перед лицом серьезного риска жестокого обращения с заявительницей и в результате бездействия и отсутствия сдерживающих мер позволили бывшему партнеру заявительницы беспрепятственно и безнаказанно продолжать угрожать ей, домогаться ее и нападать на нее.
(c) Обязанность проведения эффективного расследования по факту предполагаемого жестокого обращения. От властей требовалось проявить особую тщательность при рассмотрении дела о домашнем насилии и учитывать особый характер домашнего насилия в ходе производства. С 1 января 2016 г. заявительница сообщила полиции о не менее чем семи эпизодах повторявшегося домашнего насилия или угроз применения насилия со стороны ее бывшего партнера и представила доказательства своих утверждений, в том числе медицинские заключения и показания свидетелей. Ее сообщения являлись доказуемым утверждением о жестоком обращении, в связи с чем у властей государства-ответчика возникла обязанность проведения расследования, соответствующего требованиям статьи 3 Конвенции.
В ответ на жалобы заявительницы полиция провела ряд кратких "доследственных проверок", которые неизменно завершались отказом в возбуждении уголовного дела на основании того, что не было совершено деяния, подлежавшего уголовному преследованию. Осуществлявшие надзор прокуроры отменили некоторые из этих постановлений, вынесенных по итогам доследственных проверок, очевидно, установив, что утверждения заявительницы были достаточно серьезными для того, чтобы требовать дополнительного рассмотрения. Однако сотрудники полиции не выполняли дополнительных следственных действий и снова выносили постановления об отказе в возбуждении уголовного дела. В течение более двух лет повторявшегося преследования органы власти так и не начали проведение уголовно-процессуального расследования по факту использования угроз или применения насилия по отношению к заявительнице. Единственное уголовное дело, которое было возбуждено, касалось не каких-либо насильственных действий, а относительно легкого правонарушения, которое состояло в публикации фотографий заявительницы.
В случае правдоподобных жалоб на жестокое обращение власти были обязаны возбудить уголовное дело, а проведение лишь "доследственной проверки" не соответствовало требованию эффективного расследования, предусмотренному статьей 3 Конвенции. Данная предварительная стадия была слишком ограниченной и не могла привести к судебному разбирательству в отношении виновного лица и к его наказанию, поскольку возбуждение уголовного дела и проведение расследования были необходимыми условиями для предъявления обвинения, которое затем могло быть рассмотрено судом. Отказ в возбуждении уголовного дела в отношении правдоподобных жалоб на серьезное жестокое обращение указывал на то, что власти государства-ответчика не выполнили свою процессуальную обязанность, предусмотренную статьей 3 Конвенции.
Отказ сотрудников полиции от возбуждения уголовного дела и проведения расследования оперативным и тщательным образом привел к потере времени и подорвал возможность получения доказательств домашнего насилия. Даже когда у заявительницы были видимые телесные повреждения, ей не назначалось медицинское обследование немедленно после инцидента. Сотрудники полиции использовали различные тактики, которые позволяли им закончить каждую проверку как можно быстрее. Первая из этих тактик состояла в том, чтобы убедить нападавшего исправиться и возместить причиненный ущерб. В других случаях сотрудники полиции пытались упрощать факты, о которых заявительница им сообщала. Столкнувшись с признаками подлежавших уголовному преследованию преступлений, такими как зафиксированные телесные повреждения или текстовые сообщения с угрозами убийства, полиция подняла планку для доказательств, необходимых для возбуждения уголовного дела. Сотрудники полиции утверждали, что в качестве доказательств требовалось наличие более одного удара для установления факта побоев и что угрозы убийством должны были быть "реальными и конкретными". Они не ссылались на какие-либо нормативные акты или на судебную практику в подтверждение данного толкования положений уголовного закона.
Ввиду того, каким образом органы власти вели дело, особенно их отказы в возбуждении уголовного дела по правдоподобным жалобам заявительницы на жестокое обращение и уклонение от принятия эффективных мер в отношении ее бывшего партнера с целью обеспечить его наказание на основании соответствующих положений закона, они не выполнили свою обязанность по проведению расследования по факту жестокого обращения.
ПОСТАНОВЛЕНИЕ
По делу было допущено нарушение требований статьи 3 Конвенции (принято единогласно).
По поводу соблюдения статьи 14 Конвенции во взаимосвязи со статьей 3 Конвенции. Когда наличие масштабного структурного недостатка было установлено, заявительница не должна была доказывать, что она лично также стала жертвой предубеждения. Достоверность доказательств, представленных заявительницей, и сведения, полученные на внутригосударственном уровне и из международных источников, prima facie указывали на то, что домашнее насилие несоразмерным образом касалось женщин в Российской Федерации.
Несмотря на распространенность домашнего насилия, власти Российской Федерации не приняли какого-либо законодательства, способного разрешить существующую проблему и предоставить защиту женщинам, которые были этим несоразмерно затронуты. За предшествующие 20 лет было разработано более 40 законопроектов, но ни один из них не был принят. Действующие положения уголовного закона были недостаточными для предоставления защиты от многочисленных форм насилия и дискриминации в отношении женщин, таких как домогательство, преследование, принуждающее поведение, психологическое и экономическое насилие, или повторение аналогичных действий в течение определенного периода времени. Отсутствие законодательства, определяющего такое понятие, как "домашнее насилие", и предусматривающего меры по борьбе с ним на системном уровне, отличало дело заявительницы от дел в отношении других государств, в которых данное законодательство уже было принято.
Продолжающийся отказ от принятия законодательства по борьбе с домашним насилием и отсутствие каких-либо форм ограничительных или предоставляющих защиту приказов явно свидетельствовали о том, что действия органов власти в случае заявительницы представляли собой не просто задержку или ошибку в борьбе с домашним насилием, а нежелание признать серьезность и масштабы проблемы домашнего насилия в Российской Федерации и ее дискриминационных последствий для женщин. На протяжении многих лет не обращая внимания на обстановку, которая приводит к домашнему насилию, власти Российской Федерации не создали условий для реального гендерного равенства, которое бы позволило женщинам жить свободно от страха жестокого обращения или посягательств на их физическую неприкосновенность и пользоваться равной защитой закона.
ПОСТАНОВЛЕНИЕ
По делу было допущено нарушение требований статьи 14 Конвенции во взаимосвязи со статьей 3 Конвенции (принято единогласно).
КОМПЕНСАЦИЯ
В порядке применения статьи 41 Конвенции. Европейский Суд присудил заявительнице 20 000 евро в качестве компенсации морального вреда.