Постановление ЕСПЧ от 31 января 2019 года по делу "Руман (Rooman) против Бельгии" (жалоба N 18052/11).
В 2011 году заявителю была оказана помощь в подготовке жалобы. Впоследствии жалоба была коммуницирована Бельгии.
По делу успешно рассмотрена жалоба на обязанность использовать все средства для устранения препятствий лингвистического характера в целях лечения психического заболевания лица, содержащегося в условиях стационара. По делу было допущено нарушение требований статьи 3, подпункта "e" пункта 1 статьи 5 Конвенции о защите прав человека и основных свобод в отношении периода с 2004 по 2017 год, в отношении последующего периода требования указанной статьи Конвенции о защите прав человека и основных свобод нарушены не были.
ОБСТОЯТЕЛЬСТВА ДЕЛА
Заявитель страдал тяжелым психическим расстройством, что мешало ему контролировать свои действия. С 2004 года он находился в специализированном учреждении, в котором, однако, не было врачей, говоривших по-немецки, а заявитель говорил только на этом языке (один из трех официальных языков Бельгии). Комиссия социальной защиты неоднократно указывала, что трудности в коммуникации были равнозначны лишению заявителя какого-либо лечения в отношении его психического расстройства (что, среди прочего, препятствовало рассмотрению возможности его освобождения), но рекомендации данной комиссии выполнялись администрацией учреждения с опозданием или не полностью. Судебная инстанция, уполномоченная рассматривать подобные дела, сделала аналогичные заключения в 2014 году.
В Постановлении от 18 июля 2017 г. Палата Европейского Суда единогласно пришла к выводу о наличии нарушения статьи 3 Конвенции в связи с необеспечением надлежащего лечения заявителя на протяжении 13 лет и шестью голосами "за" при одном - "против", что отсутствовало нарушение пункта 1 статьи 5 Конвенции, указав, что препятствия в предоставлении надлежащей помощи не были связаны с самим характером учреждения. По ходатайству заявителя дело было передано на пересмотр в Большую Палату Европейского Суда.
С августа 2017 года в отношении заявителя принимались различные меры: ежемесячные приемы у психолога, предоставление возможности посещать психиатра, говорящего по-немецки, помощь переводчика во время ежемесячных приемов у терапевта. Однако заявитель оказался невосприимчив к лечению (он пренебрег возможностью консультаций у психиатра и отказался от привлечения внешнего психолога к работе психосоциальной команды учреждения).
В 2016 году вступил в силу новый закон о госпитализации, в котором делался акцент на предоставлении помощи лицам, находящимся на стационарном лечении.
ВОПРОСЫ ПРАВА
По поводу соблюдения статьи 3 Конвенции (материально-правовой аспект). Вопрос о чисто лингвистическом характере может быть определяющим при решении того, была ли предоставленная или доступная психиатрическая помощь соответствующей, но только при условии отсутствия иных факторов, способных компенсировать недостаток коммуникации, и особенно при условии сотрудничества со стороны заинтересованного лица.
Период с 2004 по 2017 год. В отношении данного периода Большая Палата Европейского Суда согласилась по существу с доводами Палаты Европейского Суда и не находит компенсирующих факторов. Чтобы оправдать отсутствие психотерапевтического наблюдения, власти ограничились тем, что отметили, с одной стороны, что опасность заявителя делала невозможным его перевод в учреждение, где говорили по-немецки, но там выполнялось меньше мер безопасности, и что, с другой стороны, в учреждении, в котором содержался заявитель, не было врачей, говоривших по-немецки, и при этом власти не рассмотрели возможность использования иных средств.
ПОСТАНОВЛЕНИЕ
По делу было допущено нарушение требований статьи 3 Конвенции (принято 16 голосами "за" при одном - "против").
Период с августа 2017 года. Во-первых, власти Бельгии проявили реальное намерение исправить ситуацию после принятия вышеуказанного Постановления Палаты Европейского Суда, приняв конкретные меры, которые a priori соответствовали определению "надлежащая медицинская помощь".
Во-вторых, заявитель не сотрудничал с медицинскими работниками в достаточной мере и оказался невосприимчив к предложенной помощи (а именно к тому, что в его "распоряжении" находился психиатр из другого учреждения). Если отсутствие плана лечения, безусловно, вызывает сожаление, то остается факт того, что заявитель даже не просил воспользоваться предложенной ему консультацией психиатра. Безусловно, с одной стороны, поскольку заявитель был уязвимым лицом, сотрудничество с его стороны являлось лишь одним из факторов, подлежавших учету при анализе эффективности оказанной помощи, в то же время пользовавшийся помощью адвоката во всех производствах на внутригосударственном уровне заявитель мог бы проявить больше открытости по отношению к усилиям властей, принятым в ответ на Постановление Палаты Европейского Суда. Конечно, с другой стороны, заявитель имел право не принимать предложенное ему лечение, но в данном случае он нес риск снижения шансов на освобождение.
В-третьих, краткосрочность периода, прошедшего с момента этих изменений, не позволяет оценить его последствия.
Таким образом, несмотря на некоторые организационные недостатки, степень тяжести, необходимая для того, чтобы статья 3 Конвенции была применима, не была достигнута в настоящем деле.
ПОСТАНОВЛЕНИЕ
По делу не было допущено нарушения требований статьи 3 Конвенции (принято 14 голосами "за" при трех - "против").
По поводу соблюдения пункта 1 статьи 5 Конвенции. (a) Разъяснение общих принципов, касающихся обязанности предоставления лечения в случае госпитализации. Даже с учетом современного толкования статья 5 Конвенции не запрещает лишение свободы, основанное на недееспособности (в отличие от того, что предлагает Комитет ООН по защите прав инвалидов). Однако лишение свободы в соответствии с подпунктом "e" пункта 1 статьи 5 Конвенции должно выполнять двойную функцию: с одной стороны, функцию социальной защиты, с другой - терапевтическую функцию в интересах душевнобольного лица.
Первая функция a priori не может оправдывать отсутствие мер, направленных на выполнение второй. Независимо от места любое лишение свободы лиц, страдающих психическими расстройствами, должна преследоваться цель излечения заболевания или улучшения состояния больного по мере возможности, в том числе, в случае необходимости, снижения или нейтрализации общественной опасности лица с целью подготовки к его возможному освобождению.
Предоставление соответствующего и индивидуального лечения является неотъемлемой частью понятия "надлежащее учреждение": возможно, что структура a priori ненадлежащего характера, например, пенитенциарное учреждение, может в итоге оказаться вполне приемлемым с учетом оказываемой помощи или, наоборот, учреждение, специализирующееся в области психиатрической помощи, может быть неспособно предоставить необходимую помощь. Простого "доступа" к врачам, медицинским консультациям или лекарствам в данном случае недостаточно.
Вместе с тем роль Европейского Суда не заключается в том, чтобы анализировать содержание предложенной и оказанной медицинской помощи. Важным является тот факт, чтобы Европейский Суд смог проверить наличие "индивидуального лечения", учитывающего особенности состояния психического здоровья госпитализированного лица с целью подготовки последнего к возможной последующей реинтеграции. В данной сфере Европейский Суд предоставляет властям государств-ответчиков определенные пределы усмотрения как по форме, так и по содержанию лечения.
Наконец, в случае возникновения проблем, препятствующих лечению заявителя, возможные негативные последствия для развития его состояния необязательно являются достаточными, чтобы прийти к выводу о нарушении пункта 1 статьи 5 Конвенции при условии, что власти приняли адекватные меры.
Интенсивность контроля Европейского Суда может отличаться в зависимости от того, была ли подана жалоба на нарушение статьи 3 Конвенции, предполагающей наличие определенного уровня тяжести, оценка которого является относительной и зависит от всех обстоятельств дела, или на нарушение пункта 1 статьи 5 Конвенции, в контексте которого приоритет отдается вопросу о соответствующем характере учреждения (что необходимо для поддержания связи между госпитализацией и целью, которую она преследует). Вывод об отсутствии нарушения статьи 3 Конвенции автоматически не означает, что по делу не было допущено нарушения пункта 1 статьи 5 Конвенции, в то время как вывод о нарушении статьи 3 Конвенции в связи с отсутствием надлежащей помощи может повлечь вывод о нарушении пункта 1 статьи 5 Конвенции по тем же причинам.
Безусловно, подпункт "e" пункта 1 статьи 5 Конвенции не гарантирует права госпитализированного лица получать лечение на своем языке. Однако необходимость индивидуального и надлежащего лечения госпитализированных лиц подчеркивается в Конвенции ООН о правах инвалидов от 2006 года и в Рекомендации Комитета министров Совета Европы N Rec(2004)10 о защите прав человека и достоинства лиц, страдающих психическими заболеваниями, которая предписывает, в частности, составление плана персонального и надлежащего лечения после консультации, по мере возможности, с заинтересованным лицом. Тем не менее Европейский Суд понимает важность лингвистического фактора для того, чтобы госпитализированный пациент мог получать необходимые сведения (за исключением случаев, когда в результате будет повышаться уязвимость пациента).
(b) Применение вышеизложенных принципов в настоящем деле. Период с 2004 по 2017 год. Даже если немецкий язык имеет статус государственного в Бельгии, на нем разговаривают мало жителей в регионе, где находится учреждение, в котором содержался заявитель. Помимо этого, соответствующее законодательство не требует от таких учреждений найма работников, владеющих французским и немецким языками.
Однако право заявителя говорить, озвучивать свои мысли и получать медицинскую помощь на немецком языке было явно признано Комиссией по социальной защите в 2009 году, даже если комиссия впоследствии, по-видимому, пришла к выводу о том, что данный аспект не был определяющим в развитии состояния заявителя, и отказалась выносить предписания относительно администрации учреждения или назначать какие-либо меры наказания. Европейский Суд не может строить предположения о том, к каким результатам могло привести лечение с использованием немецкого языка: он вынужден лишь констатировать отсутствие такого лечения. В остальном возможная неизлечимость заболевания заинтересованного лица не уменьшает обязанность предоставления лечения.
С учетом требований заявителя о лечении и освобождении властям Бельгии следовало найти средства решения проблемы, связанной с отсутствием коммуникации между лечащим персоналом и заявителем. Европейскому Суду не следует высказываться общим образом о возможных решениях, которые могли бы быть признаны достаточными: их выбор относится к сфере усмотрения властей государств-ответчиков.
В настоящем деле единичные меры, принятые властями Бельгии, не вписывались в рамки лечебного плана. Вопрос о возможности лечения заявителя в Германии был рассмотрен властями Бельгии, но его итог неизвестен. Однако в самой Бельгии разрешение проблемы, связанной с использованием немецкого языка, не кажется нереалистичным, поскольку речь идет об одном из официальных языков страны.
ПОСТАНОВЛЕНИЕ
По делу было допущено нарушение подпункта "e" пункта 1 статьи 5 Конвенции (принято единогласно).
Период с августа 2017 года. Учитывая, что заявитель считался способным к пониманию своих действий и даче согласия, законодательство Бельгии запрещало применение той или иной меры лечения против его воли. Однако его способность к осознанию поступков снижалась из-за психического заболевания, что увеличивало уязвимость заявителя. Обязанность властей в данном случае заключалась в попытке интегрировать заявителя настолько, насколько это возможно, в индивидуальный план лечения, способный привести к улучшению состояния его здоровья.
В настоящем деле власти избрали многодисциплинарный и a priori последовательный подход между различными действующими лицами, чтобы индивидуализировать лечение заявителя в зависимости от его потребностей в коммуникации и его болезни. Ряд услуг с использованием немецкого языка (предоставление помощи психиатра, психолога и работника социальной помощи, которые говорили по-немецки) способны облегчить коммуникацию и создание доверительных отношений.
Кроме того, доверенное лицо или представитель заявителя в случае необходимости играет активную роль, чтобы помочь заявителю осуществлять его право давать согласие и следовать плану лечения. Однако несмотря на помощь его представителей заявитель отказался сотрудничать с лечащим персоналом для выработки плана лечения.
В данной ситуации при отсутствии, например, сведений об отказе психиатра, владеющего немецким языком, встретиться с заявителем и составить с ним адаптированный план лечения Европейский Суд полагает, что обязательство использования средств, которое возложено на власти, было выполнено.
Кратко говоря, с учетом, в частности, значительных усилий, принятых властями, a priori последовательного и адаптированного характера медицинского наблюдения, которое теперь доступно заявителю, краткосрочности исследуемого периода, а также того факта, что заявитель по-прежнему проявляет невосприимчивость несмотря на содействие со стороны его представителей, его госпитализация соответствовала требуемой терапевтической цели.
Европейский Суд уточняет, тем не менее, что, принимая во внимание уязвимость заявителя и его низкую способность принимать решения, власти Бельгии по-прежнему обязаны принимать все необходимые меры с целью обеспечить в среднесрочной и долгосрочной перспективах лечение со стороны психиатра, наблюдение психолога и социальную поддержку, способные предоставить заявителю надежду на освобождение в будущем.
ПОСТАНОВЛЕНИЕ
По делу не было допущено нарушения требований пункта 1 статьи 5 Конвенции (принято 10 голосами "за" при семи - "против").
КОМПЕНСАЦИЯ
В порядке применения статьи 41 Конвенции. Европейский Суд присудил заявителю 32 500 евро в качестве компенсации морального вреда, требование о компенсации материального ущерба было отклонено.